Имени такого-то

Борухов дал, и они, прикрывая спичку четырьмя ладонями, кое-как подожгли записку и отпустили догорать по ветру. Борухов похлопал Сутееву по плечу и отошел в сторону. Надо было идти спать, сна оставалось всего ничего, но ему пришла в голову дикая мысль не ложиться в эту ночь вообще, а вместо того переписать случай Ани Р. в свете последних двух лекций Синайского (за прежний текст с каждой лекцией делалось все стыднее, хотя некоторые свои версии он отстаивал, и кое с чем Синайский соглашался, явно не из вежливости). Мысль о том, что в Рязанске у него точно не будет собственного кабинета, терзала его, и в своем бессонном воображении он мучительно пытался спрятать синюю книгу, лежащую сейчас в кармане его пальто, посреди совершенно незнакомой больницы, и надо было идти ложиться, ложиться, ложиться, и от холода и усталости уже не было сил шевельнуться, и он пошел наконец ложиться, пошел через палубу к трапу в трюм – и вдруг из темноты раздалось глухое нехорошее рычание.

Рычала Василиса. В слабом свете палубного прожектора шерсть на ее выгнутой спине казалась почти черной, зубы – темно-коричневыми, глаза с желтоватыми белками – огромными и больными. Лиса медленно шла на Борухова, а Борухов медленно отступал, пока не оказался прижатым к почти истаявшей брезентовой кучке пищевых припасов. Вторая куча, огромная, с игрушками и халатами, книгами и колбами, сковородами и папками, лежала рядом, и Борухов быстро, боком перебежал за нее, не сводя глаз с лисы. Василиса встала передними лапами на брезент, посмотрела на Борухова в упор и громко щелкнула зубами. Борухова передернуло. С другого края палубы на эту сцену с большим интересом смотрела Райсс.

24. Товарищи

– Нет! Нет! Подождите! Подождите! Не идите!.. – кричала маленькая женщина с крупными кудряшками, бегая по причалу, и так отталкивала от себя воздух обеими руками, словно хотела запихнуть их всех обратно в трюмы.

– Сидоров, – сказала Райсс, удерживая чемодан коленями и зажимая под мышками две наволочки с личными делами, – спуститесь, ради бога, выясните, что случилось, – видимо, грузовики еще не пришли.

– А я знал, – сказала Сидоров мрачно, и следующие несколько минут Райсс, наблюдавшей с палубы парную пантомиму Сидорова и этой незнакомой женщины, делалось все хуже и хуже: женщина очень старательно жестикулировала, а Сидоров все протирал и протирал очки и смотрел себе под ноги, и когда женщина наконец сунула руки в карманы пальто и поежилась, Сидоров пошел обратно так медленно, что Райсс захотелось спуститься в трюм, лечь на матрас и чтобы все немедленно о ней забыли. Вместо этого она сказала молчащему Сидорову, который все тер очки грязным носовым платком:

– Говорите уже. Грузовиков не будет?

– Это Стеркина, старшая сестра, – сказал Сидоров очень скучным голосом. – Она пришла сказать, что они нас не примут.

– Я не понимаю, – сказала Райсс.

– А не примут, – сказал Сидоров все тем же скучным голосом. – У них мест нет и только нас не хватало.

– А приказ у них есть? – спросила Райсс.

– Приказа у них больше тоже нет, – сказал Сидоров. – Его кто-то отменил. Я не разобрал кто.

Райсс бросилась к сходням, нелепо, как мать двоих младенцев, таща под мышками разбухшие наволочки, и Сидоров побежал за ней.

– Товарищ Стеркина! – крикнула она, спускаясь почти бегом. – Товарищ Стеркина!

Кудрявая женщина оказалась молодой, едва ли старше Витвитиновой, и страшно напуганной.

– Я главврач, – сказала Райсс. – Мы еле живы. Объясните же мне. Ну объясните же мне.

– Вы простите нас, – сказала Стеркина, и глаза у нее поплыли, – а только некуда нам. У нас чуть ли не один на другом лежат, и… и свои трудности. Много у нас трудностей.

– Но послушайте, сестра, – сказал Сидоров, – вы же, наверное, тоже отпустили всех, кроме острых? У вас что, тоже госпиталь теперь? Но ведь к вам ехать дальше, чем к нам…

– Отпустили, – сказала Стеркина. – Госпиталя нет, и места тоже нет. У нас товарищи сидят. Три флигеля у нас заняты. Вот товарищ Хоробов, генерал-майор, вас и отменил.

– Товарищи? – недоуменно спросил Сидоров.

– Товарищи из НКВД, новое подразделение у нас в освободившихся флигелях разместилось, – четко и громко сказала Стеркина. – Взяли шефство над больницей, очень нам помогают с питанием, с медикаментами. Замечательные товарищи.

– Но нам же некуда… – начал было Сидоров, но Райсс уже совала ему в руки наволочки и говорила Стеркиной таким голосом, словно сама не сомневалась, что Стеркина ее послушается:

– Немедленно ведите меня к своему начальству. Сидоров, вернитесь на борт и скажите всем быть готовыми к высадке. Займите людей трудотерапией, чем чище мы оставим баржу, тем лучше. Немедленно, Стеркина.

– А меня Виталий Алексеевич и прислал, – очень спокойно сказала Стеркина, – так что смысла никакого нет.

– Ну уж поговорить он со мной поговорит, – бодро сказала Райсс, чувствуя, как разливается по немытому телу черное липкое отчаяние.