Имени такого-то

Через два часа в машинном отделении очень сильно пахло одеколоном «Ленинград». На полу под динамо-машиной валялись неприглядные серые сосульки свалявшейся шерсти. Кожух динамо-машины, розовый и жалкий, с комочками наклеенной там и сям, местами пожелтевшей ваты, подергивался от щиплющей жидкости. Весь процесс бритья занял у Копеляна больше часа, и за это время халат на нем посерел от пота. Зиганшин смотрел на обнажившийся кожух со смесью ужаса и сострадания.

– Могут небольшие воспаления быть, прыщики, – сказал Копелян, прочищая бритву. – Вы их, главное, вообще не трогайте, не давите.

Зиганшина передернуло.

– Если будет много, или где-то вместе сливаться начнут, или еще что-то вызовет подозрения – зовите меня, – сказал Копелян. – Теперь мне две палки хороших нужны, сейчас займусь рычагом. Если нет палок, дайте мне несколько ручек или карандашей, сойдет. И держите его крепко, может больно быть.

– Потом на мостик пойдем, – сказал Зиганшин.

– Мы про мостик не говорили, – недовольно сказал Копелян.

– Мы много про что не говорили, – сказал Зиганшин. – С вас еще в Рязанске кое-что, вы не расслабляйтесь.

– У меня пациенты, между прочим, – сказал Копелян.

– А у меня баржа, между прочим, – сказал Зиганшин.

Сидоров вышел из-за ширмы, где ему пришлось делить пространство с двумя санитарами, и собирался готовиться к отбою, когда Копелян, обогнув старого плюшевого медведя, поймал его, Сидорова, за локоть и сунул в руки несколько вырванных из блокнота листов, сильно пахнущих «Ленинградом».

– Я, Яков Игоревич, за всех отдуваться не готов, – сказал Копелян. – Я заключения по результатам написал, вот, пожалуйста. Если мы теперь еще и этим занимаемся – давайте устанавливать очередь. Я тут, конечно, не первый номер, но я тоже с ног валюсь.

Сидоров молча взял бумажки и стал, ежесекундно натыкаясь на других обитателей трюма, пробираться к своему матрасу. Витвитинова крикнула «Отбой!», выключила свет – и тут же начались суета и давка, ойканье и детский плач, и крики нянечек: «Не курить! Не курить!» Сидоров лежал и ждал, и ждать ему пришлось долго. Когда ему показалось, что пора, он встал и добрался до запертого кубрика. Из-за двери было слышно, как орет и скребется котенок. Сидоров поморщился и сжал пальцами виски.

23. Болтается

Карты Рязанска у Зиганшина не было и ни у кого не было, и Райсс поверить не могла, что у них не хватило ума этой картой обзавестись. Зиганшин клялся, что ровно к положенным трем часам завтрашнего дня они будут в рязанском порту, но рассчитывать на это было страшновато – как страшновато было рассчитывать, что министерские грузовики дождутся их в случае опоздания, да и вообще приедут. Поэтому разрабатывался план Б, при котором они оказываются в порту без грузовиков. Тогда весь скарб, включая матрасы, сгружался на берег, наименее полезные нянечки вроде Малиновой и Пиц оставались вместе с Василисой его сторожить, раздобывалась карта или, по крайней мере, узнавался маршрут, пациенты пешком отправлялись в рязанскую больницу, там же брались подвода, санки или машины, перевозился срочный мелкий скарб, а с матрасами предстояло разбираться отдельно. Была слабая надежда, что несчастные испачканные матрасы можно будет просто бросить в порту и обойтись рязанскими. Обо всем этом говорилось до часу ночи, и расходились они, как тени, и оставалось прожить на барже ночь и полдня, и это можно было выдержать, конечно.