– Не отдавайте, – серьезно сказал Борухов. – Вы лучше мне пистолет не отдавайте.
10. Один кружочек
Вышла из кухонной пристройки вспотевшая от долгого сидения среди кастрюль и плит взмокшая Малышка, за ней шла Райсс, убирая со лба выбившиеся из-под белой шапочки потемневшие пряди, и Гороновский вдруг поразился тому, как пот и румянец на несколько минут превратили ее в простую русскую бабу и как стала она похожа на Ирку, вечно кормящую подружку его жены. Думать о жене сейчас было нельзя и вообще было нельзя, это он себе запретил; Гороновский повернулся к Сидорову и снова рявкнул:
– А я вам запрещаю!
– А я не ваш подчиненный! – тоненько взвизгнул Сидоров и выпучил глаза за своими невозможными очками. – Я ответственный за эвакуацию! Эмма Ивовна, скажите ему!
– Что здесь происходит? – спросила Райсс.
– Веселье здесь происходит, – сказал Борухов, сидя перед лисой Василисой и аккуратно ощупывая ее прооперированный подбритый бок. Снятая с лисы повязка лежала на покрывающей грязь тонкой корке ноябрьского льда, рядом топталась тонконогая маленькая установка ПВО, с первого дня ходившая за лисьим хвостом как привязанная. Большая установка спала неподалеку, около сложенной в кривой штабель пугающе небольшой кучки дров, и там же стояла вытащенная из гаража пустая подвода. Лошади не видать.
– Борухов, а ну отвяньте от нее, – гаркнул Гороновский.
– А вы перестаньте тут орать! – взвизгнул Сидоров. – Эмма Ивовна!..
– Заживает как на собаке, – сказал Борухов очень довольно, продолжая перебирать мех у лисы на боку. Лиса дернулась.
Райсс стало холодно.
– Кто-нибудь, объясните мне спокойно, – сказала она.
– Он хочет запрячь лису, – очень спокойно сказал Гороновский.
– Я должен запрячь лису, – довольно спокойно сказал Сидоров. – Подвода пустая, я буквально кружочек по двору и с пустой подводой. Всё поймем.
– Это моя пациентка, – очень спокойно сказал Гороновский. – Я ее второй раз оперировать не буду.
– А я отвечаю за двести семнадцать человек! – опять завизжал Сидоров. – Включая ваших пациентов! И мне надо понимать…
– Понимайте, – вдруг сказал Гороновский очень дружелюбно. – Пожалуйста. Приятного вам понимания, – и ушел в свой флигель.
– Эмма Ивовна, она по сути ничего, неплохо, – сказал Борухов, тяжело упершись рукой в землю и вставая с корточек. – Осмотрите сами. Мне кажется, Гороновский перестраховывается, а вопрос серьезный. Вы осмотрите сами, даже шрам уже бледнеет.
Райсс пошла к лисе, и тут лиса вдруг посмотрела на Райсс в упор, выгнулась, шерсть вдоль хребта у нее встала дыбом, показались страшные желтые зубы, и лиса зарычала так, что перед глазами у Райсс на секунду мелькнули кадры: рвется серая ткань, черная кровь льется на серый снег. В ужасе Райсс отбежала назад, ойкнул и отскочил Борухов.
– Что такое, – удивленно сказал он.
– Она, кажется, ненаших не любит, – вдруг тихо сказала у Райсс за спиной Малышка.
– Каких-каких она не любит? – спросила Райсс, медленно разворачиваясь.
Малышка стала такого цвета, что Борухов тут же подумал: «Нашатырь».
– Эмма Ивовна… – прошептала Малышка. – Я разве… Я в том смысле…
Райсс тяжело дышала.
– Эмма Ивовна, – тактично сказал Сидоров, – один кружочек. Подвода-то пустая. Упряжь не надо, оглобля и дуга, веревками привяжу, она же умная. И нам близко до причала же, близко совсем. Ночью погрузимся, никто не увидит, дай бог. Если сейчас получится – сразу с лошадью и решим. Надо решать, времени нет.
– Один кружочек, – медленно сказала Райсс. – При мне. Давайте.
Лиса все еще смотрела на Райсс и скалилась. Райсс, не отводя взгляда, стала отходить назад, Малышка отскочила в сторону. Лиса отвернулась, подняла глаза на Борухова.
– Малышка, идите сюда, – позвал он. – Держите вот тут.
Через несколько минут Василиса легко бежала по двору, таща подводу за собой.
– Хватит, – сказала Райсс. – Выпрягайте и пусть отдыхает.
– Значит, решили с лошадью? – жадно спросил Сидоров.
– Нет, – сказала Райсс, – нет, я еще думаю.
– А если полную не потянет? – спросила Малышка, глядя себе под ноги.
– Сами впряжемся, – сказала Райсс. – Анна Сергеевна, следуйте за мной.
Пришли в пустую столовую медперсонала, до ужина оставалось минут пятнадцать. Малышка снова стала белого цвета.
– Эмма Ивовна… – сказала она, задыхаясь. – Я разве… Вы же для меня…
– Анна Сергеевна, – сказала Райсс, – давайте сюда свой блокнот и будем смотреть, что мы сегодня назаписывали.