За Баши-Юртой, у опушки леса, отряд барона встретился с мюридами. Ружейный огонь не остановил солдат. Пехота зашла с флангов и ворвалась в лес. Мюриды держались на вершине лесистого кряжа. Солдаты вскарабкались на него и после короткой схватки овладели высотой. Бойцы имама были оттеснены по всей позиции. Часть отряда Врангеля, овладев побережьем Яман-Су, приступила к рубке леса, а полковники Давид Чавчавадзе и Мирской двинулись к ичкеринским хуторам. Следом за ними на Чечню пошла колонна генерала Ракусы, которая заняла хребет на левом берегу Аксая. На этот хребет мюриды обратили свой огонь. Но удержать численно превосходящие силы противника им не удалось. Оттесняя по всей линии отступавших с боями аскеров имама, отряды Мирского и Чавчавадзе соединились с колонной Ракусы. Они двинулись вверх по течению Аксая, затем спустились влево к долине Яман-Су и заняли оставленный мюридами аул Ирзау.
Таким образом, русские войска утвердились в глубине Ичкерии среди разбросанных между реками Яман-Су и Аксаем селений.
Солдаты Ракусы начали рубить лес, а Врангель направился к аулам Саясан и Шаухал-Берды. Ичкеринцы не стали сопротивляться. Их почтенные люди явились к барону с просьбой не трогать жилища, за что обещали не вмешиваться в боевые дела и сдаться тотчас, как отступят воины имама.
Мюридам удавалось удерживаться на прибрежной высоте Аксая несколько дней. Но внезапным ночным нападением, воспользовавшись туманом, охотники Врангеля выбили их с высоты.
Когда просека к Саясану была прорублена, Врангель пошел к Шаухал-Берды через Аксай. Быстрым натиском всадников и драгун Врангель отбросил мюридов в верхние леса. Жителей в Шаухал-Берды не оказалось. Врангель повел свои силы к аулам Девлет-Бей и Ноной, которые находились в нескольких верстах от Шаухал-Берды. Жители этих селений встретили солдат ружейным огнем. Врангель спешил драгун и бросил на непокорных. Защитники селений, не выдержав натиска, бросили скот, домашние вещи и укрылись в лесных чащобах. В этих селениях жили каранаевцы, эрпелинцы, еще с 1843 года переселенные сюда Шамилем. В сундуках ноноевцев и довлетбеевцев солдаты нашли ценности, вывезенные ими при набеге на Кахетию. Аулы были преданы огню.
К середине февраля войска Евдокимова подошли и расположились полукольцом с северо-западной стороны столицы имамата. Сын Шамиля, каратинский наиб Гази-Магомед, укрепился в резиденции имама — Новом Дарго. Веденский наиб Умалат, преградив подступы, засел в Ведено. Из сторожевых башен Дарго и Ведено оба наиба зорко следили за движением в стане врага. В укрепленном лагере русских, раскинувшемся на склонах и вершине лесистой горы, день и ночь горели гигантские костры. Срубленные вековые деревья навалом лежали у расчищенных дорог, прорубленных просек. Снег, бережно закутавший девственные леса, угрюмые горы, квадратные крыши саклей, держался прочно, скованный морозом. Он уступал только огню, обнажая черную землю, темные стволы и ветви деревьев на пути медленного движения русских колонн к чеченскому аулу.
Дозорные имама в длинных овчинных шубах и черных бурках, в косматых папахах сидели, нахохлившись, словно большие птицы на крепостных стенах и башнях, всматриваясь во вражеский лагерь. Они знали, что кроется за полоской леса, там, где царит сейчас подозрительное безмолвие. Особенно в туманные дни врывалась в души дозорных тревога. Напрягая слух, всматриваясь в даль, они передвигались из стороны в сторону, сжимая курки кремневок. Столица имамата казалась погруженной в зимнюю спячку. Только легкие струйки голубых дымов, поднимающихся к серому небу, свидетельствовали, что жизнь теплится под кровлями притихших домов.
В февральское утро, когда, вырвавшись из мертвого плена серых туч, яркие лучи солнца заставили заиграть блеском снега, вдруг над лагерем русских взвилась сигнальная ракета и грянул пушечный выстрел. Вмиг слетели с крепостных стен и башен дозорные, и в ответ загромыхала артиллерия Шамиля. Осажденные ждали штурма, но Евдокимов не спешил. До позднего вечера он прочесывал орудийным огнем укрепления Нового Дарго и Ведено.
Оживились пробужденные грохотом аулы, замелькали вспыхивающие огни, заклубились бело-розовые дымы, загорелось, медленно расползаясь по небесной сини, громадное зарево. Казалось, от утренней до вечерней зари неугасимо алели восток и запад. Так продолжалось около двух недель. В первых числах апреля, когда яркое солнце гордым владыкой кинуло всеобъемлющий взгляд на пробуждающуюся жизнь, в русском лагере завыли рожки, забили барабаны и солдаты, выстроенные в колонны, с криками «ура» кинулись к стенам Нового Дарго и Ведено.
Из-за крепостных стен и завалов раздались ружейные выстрелы, но шеренги солдат продолжали двигаться под прикрытием орудийного и винтовочного огня артиллерии и конных. Гази-Магомед на беспокойном коне скакал от одной позиции к другой. Он не давал громких распоряжений, не кричал, командуя; молча исподлобья оглядывал он своих мюридов.