Имам Шамиль

Планы и решения имама были одобрены советом. Весной, несмотря на разгар полевых работ, в имамате начались сборы к походу. Русское начальство линии с неослабным вниманием следило за развертывающимися событиями в маленьком государстве Шамиля. Имам, чтобы дезориентировать противника, стал концентрировать силы в нескольких пунктах. Однако основным местом сбора войск был аул Шали, в западной Чечне.

К началу апреля объединенный отряд имама, перейдя реку Аргун, двинулся в Кабарду. Командующий линией генерал Фрейтаг, находившийся в крепости Грозной, предугадал, что Шамиль пересечет Терек через Татар-Тюбе. Он поспешил туда с гарнизоном, но после короткой схватки вынужден был отступить, срочно выслав охотников в Тифлис за помощью.

Двенадцатитысячный отряд горцев при семнадцати орудиях двигался двумя эшелонами. Они шли, сметая с пути аулы, расположенные на низменности, жители которых находились в мирных отношениях с русскими. Сотни подвод с домашним скарбом, тысячи вьючных лошадей, стада коров, буйволов, отары овец с женщинами, детьми, стариками угонялись в горы Чечни на поселение.

Шамиль ехал окруженный приближенными, в составе которых были представители Кабарды, Балкарии, Черкесии и офицеры, состоящие когда-то на службе у русских.

В пути Шамиль отделил от основного войска три тысячи мюридов во главе с Хаджи-Мурадом, Нур-Али и ичкерийским наибом Умалатом. Имам направил их в сторону Дарьяльского ущелья.

Узнав о наступлении горцев, командир владикавказского гарнизона растерялся. В это время во Владикавказ прибыл из Тифлиса уезжавший в отставку генерал Гурко. Увидев замешательство в крепости, Гурко взял командование на себя. Он немедленно выслал солдат гарнизона для охраны Военно-Грузинской дороги, в Тифлис срочно отправил гонцов с донесением и требованием подкрепления. Так что ко времени подхода Хаджи-Мурада, Нур-Али и Умалата со своими тысячами к назначенному месту вход в ущелье оказался занятым. Огонь русской артиллерии, установленной на высотах у ворот, не давал возможности подступиться.

Около недели безуспешно топтались мюриды у входа в Дарьяльское ущелье. Когда разведчики сообщили наибам о движении большого числа регулярных войск со стороны Крестового перевала, наибы, повернув свои отряды обратно, заняли позиции вдоль дороги, по которой имам подошел к Тереку, чтобы не дать возможности владикавказскому гарнизону ударить в тыл войску Шамиля.

С каждым часом настроение имама ухудшалось. Холмы и бескрайние равнины удручающе действовали на него. Во время ночлега, оставшись вдвоем со своим тестем и учителем устадом Джамалуддином-Гусейном, Шамиль сказал:

— Клянусь аллахом, интуиция еще ни разу не обманула меня. Напрасно мы затеяли этот поход. Идем бог знает куда и зачем, как муравьи по гладкой дороге. Нигде не укроешься, ни за что не зацепишься. Если противник выставит в ряд свои огромные пушки и даст залп по нашим аскерам, они будут скошены, как травы ловким косарем.

— Да, нудная равнина, немного лучше пустыни аравийской, — согласился устад и добавил: — Но идти нужно. Собственно говоря, и враги наши будут находиться в таком же положении, что и мы.

Войска Шамиля перешли вброд Терек, затем реку Черек и стали на холме, возле одноименного селения, в ожидании, что сюда подойдут кабардино-балкарские повстанцы. Прождали день и решили отправить своих представителей в Большую Кабарду. Ответ кабардинских князей был следующим: «Мы не согласны пустить имама в наш вилает, а также не можем выделить ополчение, не желая ссориться с русскими, с которыми состоим в мире сто лет. Если мы поссоримся, изменим русским, начнется кровопролитие и месть, а потому считаем, что худой мир лучше доброй ссоры».

Это послание поразило имама. Он целый час сидел в раздумье, отказавшись от пищи. Затем вызвал начальников отрядов.

— Пусть каждый воин принесет на это место по несколько камней, — приказал он.

Полдня таскали мюриды камни, и когда наконец сложили огромный курган, Шамиль сказал:

— Сердца неверных людей подобны камням. Им нужны понятия: совесть, честь, как и этим голышам. Пусть этот курган служит укором тем, которые боятся расстаться с земными благами, невечной жизнью.

Имам немного успокоился, когда из Нальчика прискакали гонцы, которые сообщили тревожную весть и привезли письмо от Хаджи-Бекира. Последний писал:

«Высокочтимый, украшенный храбростью, одаренный знаниями и уменьем имам! Спешу сообщить, что к Нальчику притянуты огромные силы неприятеля. Такие же силы двинуты из города, носящего имя проклятой царицы русских (Екатеринодара), в сторону Черкесии. Отряд, отправленный Наибом Магомед-Эмином, потерпел поражение. Лицемерный Сулейман-эфенди стал клятвопреступником — сдался русским. Будет лучше, если ты повернешь обратно, ибо этот мир изобилует людьми измены и неверия. Наши надежды не оправдались. Неверные начинают хватать всех подряд, чинить суд. Мы постараемся скрыться. Посылаю тебе в знак искреннего уважения белого коня, на котором можно гордо въехать даже в рай.

Раб божий Хаджи-Бекир».