Читаем Имам Шамиль полностью

Доного уступил сыну. Возложив руку на священное писание, он сказал:

— Клянусь великим творцом, пророком и этим Кораном, что отныне уст моих не коснется влага, запрещенная аллахом. Остатки вина в моем погребе будут выплеснуты на землю.

Среди сидящих послышались возгласы одобрения.

Примирение состоялось, разговор казался оконченным. Но Шамиль, также прикоснувшись к Корану, произнес:

— Клянусь откровением всевышнего, всемогущего, вездесущего, его посланником, всеми святыми, что если мой отец Доного еще раз нарушит данное слово, я совершу великий грех, сразив себя острием этого кинжала. — Шамиль указал взглядом на кисть второй руки, которая покоилась на рукоятке оружия, висящего на поясе. Затем, обратившись к отцу, добавил: — В ответе перед свидетелями и грозным судом справедливого будешь ты.

В тот же день Доного, возвратившись домой, вынес из погреба глиняные кувшины и повыливал вино на улицу.

— Вах! — восклицали удивленные соседи, с сожалением поглядывая на винные лужицы и ручейки, смешанные с навозной жижицей, вытекавшей из хлева.

За день до возвращения Шамиля домой состоялся совет родственников. Старейший рода — Ганафи, который приходился дядюшкой Доного, сказал:

— Твой сын в таком возрасте, когда кровь в жилах бродит, как молодое вино. Избыток сил и чувств не всегда повинуются голосу рассудка в такую пору — Шамиля необходимо женить.

— Он у меня с характером, своевольный, откровенно говоря, боюсь говорить ему об этом, да и невесту не подыскали.

— Что значит боишься, глава ты в доме или тряпка у печи! — грубо упрекнул племянника старый Ганафи.

— Да ведь он почти не живет дома, все свободное время отдает учебе, — оправдывался Доного.

— Учеба тоже хороша в меру, плохо, когда дети образованнее своих родителей, отсюда неповиновение и неуважение исходит. Нечего спрашивать его желания, подберите девушку и жените без разговоров, — сказал Ганафи.

Присутствовавшая при этом тетушка Меседу, недовольно глянув на него, возразила:

— Шамиль не тот бычок, которого можно запереть в хлеву с любой телкой. Мой племянник во всех отношениях лучший уздень среди гимринских юношей, невесту ему надо подобрать достойную.

— Не бабского ума это дело, дочь моя, оставь мужчин одних, — приказал Ганафи.

Меседу с недовольным видом вышла из кунацкой.

— О чем они там говорят? — спросила золовку Баху, готовившая ужин.

— Сына твоего хотят женить.

— Пусть сначала твой брат приведет его домой, а за женитьбой дело не станет, — недовольно бросила Баху, но тут же, переменив тон, более ласково сказала: — Дай нам аллах возможность порадоваться внукам.

— Прежде чем думать о внуках, надо позаботиться о невесте, чтобы была из семьи хорошей и по красоте никому не уступала, — заметила золовка.

— Вся надежда на тебя, Меседу, лучшей свахи нам не найти, ты ведь любишь его больше всех остальных родственников, поищи, подумай.

— Сестра моя Баху, если бы ты знала, сколько я думаю об этом, и не один год… Ко всем гимринским девушкам присматривалась со всех сторон, соседние села обошла, на одной остановилась.

— Кто она?

— Унцукульская. Румяна как восход, бела как облака, лучезарна как луна, гибка как виноградная лоза, стройна как тополек, голос нежный и певучий, как у соловушки.

— Меседу, ты восхваляешь девушку, как ашуг дочь шаха Аббаса, а нам кроме красоты и умение необходимо.

— Дорогая невестка, с этого конца я и начала, отправившись на поиски. Патимат — так зовут ту, на которой я остановила свой выбор. Хозяйка она умелая, хлеб испечет — не насытишься, суп сварит — оближешься, серпом поведет — не налюбуешься, коня оседлает — удивишься.

— Родителей знаешь?

— Отец ее Абдул-Азиз, человек уважаемый в Унцукуле — мастеровой и хлебороб, хмельных напитков не употребляет, кальян не курит.

— Это очень хорошо, а братья, сестры есть?

— Есть, родственников много, род сильный, имущий.

— Шамилю говорила о ней?

— Нет, зачем же, вдруг откажут. Надо сначала самим переговорить с родителями, послушать их и только после общего согласия сообщить ему. И сделать так, чтобы он увидел ее до свадьбы.

— А если Абдул-Азиз не захочет показать дочь жениху?

— Спрашивать его никто не будет. Положись на меня. Я все сделаю, чтобы наш соколик увидел избранницу до женитьбы.

— Пусть помощником нашим будет аллах. Действуй. После того как получим согласие от Шамиля и ее родителей, начнем и мы.

Как ни любила Меседу своего племянника, однако постаралась, чтобы сначала его увидела юная Патимат.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии