Иллюзионист. Иногда искусство заставляет идти на преступление, а иногда преступление – это искусство…

– А зачем моему сладкому мальчику жена, когда у него есть мама? – мягко спросила она. – У каждой жены есть прошлое.

– У меня оно тоже есть, – резонно попытался заметить я.

– Ну так мамочка же в курсе твоего прошлого, не так ли?

Я предпочел промолчать.

– А вот о прошлом всяких там проходимок мамочка не в курсе, – сказала она и резко воткнула вилку в столешницу.

Я мысленно вычеркнул Пенни из кандидаток в жены. Хорошие секретарши на дороге не валяются. А без глаза или с парой дырок в животе они несколько теряют свои профессиональные навыки.

Посреди ночи я вспомнил о задании, которое дал Пенни.

– Вы мне должны, – сонно пробормотала она по телефону.

– Я подниму тебе жалованье, – посулил я.

– Если бы всякий раз, как вы обещаете это, вы поднимали его хотя бы на пять процентов, я бы уже давно выкупила нашу чертову контору с потрохами!

– Пенни! – шепотом возмутился я. – Не ругайтесь! Мама может нас подслушивать.

– Привет, миссис Ковальски! – мгновенно проснулась Пенни. – Хочу сказать, что ваше печенье невероятно вкусное, я всегда поражалась вашим кулинарным талантам…

– Очень приятно, – сухо заметила мама с другого аппарата. – Правда, я как-то не рассчитывала, что мой сын будет разбазаривать свою еду – над которой я трудилась, не покладая рук! – на каких-то профурсеток!

В соседней комнате грохнула трубка, и мы услышали писклявые гудки.

– Вернемся к делу, – сказал я.

– Итак, наш клиент… – тут, судя по звуку, Пенни стошнило.

– Отравились? – сочувственно спросил я.

– В смысле? С чего вы взяли? Итак, этот… – тут ее снова стошнило.

– Пенелопа, дорогая, – заволновался я. – Я понимаю, что наш клиент не образец красоты и обаяния, но не надо принимать так близко к сердцу.

– Вы не понимаете! – обиделась она. – Это его имя.

– А… есть какой-то менее звучный вариант?

– Его первый фальшивый паспорт, конфискованный Особым отделом, был на имя Яна Жижки.

Я хмыкнул:

– У того, кому он его заказывал, было чувство ю… Подожди! Фальшивый паспорт? Особый отдел? Мы что, связались с…

– …гангстером, – подтвердила Пенни. – Наш господин с трудновыговариваемой фамилией – представитель крупнейшего мафиозного клана, которому принадлежат все торговые пути Восьмого космического сектора. Ну и по мелочи – котрабанда…

Я охнул. Котрабанда – контрабанда котов – была грубейшим нарушением «лысого закона». Коты, еноты, кролики и морские свинки для некоторых инопланетян были чересчур умилительными. Всяческие инсектоиды и крабообразные, поглаживая котика, впадали в наркотический экстаз. Достаточно было часа знакомства с обычным котом – и полчаса с персом или британцем – как общество теряло еще одного своего полноценного члена и приобретало загладного котамана.

– Мы покойники, – прохрипел я.

– Вы, – подчеркнула Пенни. – Покойник – вы. Я, если помните, в разговоре не участвовала и ответственности не несу.

– Если меня убьют, ты потеряешь работу.

– Уйду к конкурентам, – безжалостно сообщила она. – Трехглазый Джордж давно переманивает меня к себе.

Я вздохнул.

– Ладно, давай, что там еще на этого нашего…

– Не так уж много, – скороговоркой продолжила Пенни. – О жене его ничего не известно, что даже странно.

– Подтерто? – оживился я.

– Возможно. Причем отовсюду. И из бумажной картотеки, и из электронных баз, и даже из памяти генномодифицированных червей-извилин. Словно у нее никогда не было прошлого.

– Но как…

– Извините, больше я ничего не знаю. Спокойной ночи.

И она первой положила трубку.

* * *

– Знаете, Пенелопа, – как бы невзначай начал я, придя наутро в офис, – моя мама говорит, что у каждой женщины есть прошлое.

Пенелопа слегка порозовела и пролила чай на клавиатуру.

– Ваша мама в высшей степени мудрая дама, – пискнула она.

– Не могу не согласиться, – кивнул я стоявшей на столе маминой фотографии. – Однако насколько это прошлое определяет дальнейшую жизнь женщины?

Пенни икнула и отвела взгляд.

– Ну-у-у… – равнодушно сказала она. – Это зависит от женщины. Если она ведет достойную жизнь, на хорошем счету у работодателя, разве так важно, что было в ее далекой… то есть не совсем далекой… юности? Особенно, если там ничего криминального и лишь чуть-чуть аморальное?

– Чуть-чуть? – переспросил я.

Пенни задумалась.

– Знаете, – сказала она, – одна моя подруга танцевала канкан…

– Не очень возмутительно, – пожал я плечами.

– На канате.

– Ну…

– Голая.

– Кхм. Продолжайте.

– Так нечего продолжать, – огрызнулась Пенни. – Ныне она приличная дама с повышенной социальной ответственностью и на хорошем счету у работодателя. Исправно платит налоги, вышивает крестиком и по воскресеньям поет псалмы.

– Голая? – пошутил я.

Пенни отчего-то густо покраснела.

* * *

Осьминоид герр Пауль плавал кролем в иссиня-черной воде своего личного бассейна. И одновременно личного офиса и склада нелегальных материалов.

– Я бесплатно никого искать не буду, – предупредил он, даже не поднимая клювастой головы.

– Обижаете, Паша, – сказал я, вытаскивая из кармана фотографию жены мистера Жижи и небольшой пузырек с валерьянкой.

– Ах, это вы, – сказал герр Пауль, оживившись и следя круглым карим глазом за пузырьком. – Давайте сюда объект.