Когда любовь вам делает знак, следуйте зову её. Благо пути круты и горячи. И когда любовь сворачивает вам крылья, уступите ей. Верьте ей, даже если сломан голос мечты, как ветер северный, опустошивший сад. Ибо если любовь вам венец, она и крест вам смертный тоже.
Она — паденье, она — и возвышенье. Её боль научит вас ласкать ветки сердца нежные, трепещущие на солнце.
Она спустится к корням и встряхнёт их, возмутит. Она — единственный ваш ключ для обнаженья. Она единственная освободит от заключенья. Огонь священный, что создаст из сердца вашего хлеб на пиру у Бога.
Всю эту любовь вы выстрадаете для того, чтобы узнать секреты сердца. Но если вопреки всему вы не разыскиваете мир в любви и страсти, закройте наготу души от глаз нескромных. Вам не нужна тогда любовь.
Она нужна для проникновенья в мир без времени, в котором вы засмеётесь, звонко плача. Любовь не дается всякому и не берётся каждым. Любовью не овладеть, ей не обладают. Ибо любви достаточно любви.
Когда вы любите, не стоит говорить: «Бог поселился в сердце моем». Скажите лучше: «Я живу в сердце Бога». И не думайте, что следует управлять судьбой любви, ибо это любовь — ваш судия достойный и дирижёр ваш.
Поверьте, любовь — не желание любое, что счастливо сбывается. В любви вы растворяетесь, живёте, словно вода жизни в ручье, поющем свои мелодии в ночи. В любви дано лишь понимать боль в избытке нежности и раны принимать. Ваше понимание любви — потеря крови, её отдача радостная и счастливая.
Проснетесь вы в любви с утренней зарей, взмахнете сердца крыльями и отдадитесь на милость Дня. Покойтесь в час Меридиана в любви восторге, чтобы Вечером Дня вернуться к очагу с одной лишь благодарностью за всё. Любите же друг друга.
Свидетельские показания Манассии, судьи Иерусалимского
Хотя потоки слов нас покрывают с головой, в глубинах нашего «Я» господствует вечная тишина.
Да, мне доводилось слышать его разговоры. В принципе, он всякий раз говорил об одном и том же. Но я восхищался им как человеком до некоторой степени чем-то большим, чем простой лидер. Иногда он проповедовал нечто, что выходило за рамки моих симпатий, возможно, даже нечто, что было выше моего разума.
И я не хотел бы, чтобы сей человек проповедовал нечто и обо мне.
Я могу описать его голос и его жесты, но не содержание его речей. Он очаровывал меня, но никогда не мог убедить, ибо он тоже был неясен, отстранен и невразумителен, как и волшебные слова его.
Я знавал других людей, симпатизировавших ему. Они никогда не отличались постоянностью или последовательностью. И вроде бы говорили принципиальные слова, влетавшие вам в уши, но никогда не затрагивавшие вашего сердца.
Что за жалость, что его противники ополчились на него и преследовали просто исступлённо. Не было в том никакой необходимости. Я думаю, их нападки только укрепляли его авторитет среди бедноты. Птицу никто не будет жалеть, пока какой-нибудь глупец не подрежет ей крылья.
Мне не знакомы его противники, однако я уверен, что в их страхе перед безобидным человеком они одолжили ему силу и сделали его опасным.