Иисус и победа Бога

Если я прав, и Иисусов Рассказ стоит (генетически) в одном ряду с этими еврейскими рассказами, то Иисус, очевидно, ожидал, что и ему предстоят страдание и оправдание. Некоторые слова, которые, согласно Евангелиям, были сказаны им во время Страстей, могут отражать понимание своего призвания, которое отличало его уже довольно давно[1663]. Иисусов Рассказ, приводя судьбу Израиля к великому моменту, включал, как часть кульминации, великую скорбь, неотъемлемую от призвания Израиля положить начало Царству Божьему. Скорби и распятье — не просто последний эпизод в споре Иисуса со своими противниками. Иисус воспринимал их как кульминацию великой битвы, частью которой были все споры. И как мы увидим позже, Альберту Швейцеру здесь удалось увидеть нечто очень важное в отношении апокалиптизма Иисуса.

Все линии сходятся в одном направлении — направлении, о котором у нас речь пойдет в следующей части. Иисус считал себя в некотором смысле пророком, подобным Иоанну Крестителю и Иеремии. Их судьба станет его судьбой. Возможно, ему даже будет тяжелее. Иисус принимал грешников, водил компанию с людьми ритуально нечистыми, — их скверна, наконец, ляжет на него. Его позиция неминуемо вела к конфронтации с властями, но сам он видел за этой конфронтацией нечто большее — противостояние темной силе. Поэтому неизбежная кульминация Рассказа, кульминация битвы за Царство — смерть Иисуса, причем смерть не случайная. Это не квазисамоубийство, когда человек фактически вынуждает власти казнить его мученической смертью. Это — неизбежный итог его служения, полагающего начало Царству. В понимании Иисуса такая смерть — реальная победа Царства над врагом людей… Иисус выступает в роли революционера и делает это в тот момент, когда его не могут не понять. И предания о том, что Иисус, выстраивая израильский Рассказ вокруг себя, предсказывал собственную смерть, не удивительны. Они даже вполне естественны. Не требовалось большого ума, чтобы с самого начала предвидеть подобный результат. В рассказе Иисуса эта смерть имела очевидную, но поразительную для многих интерпретацию[1664].

Ответ Иисуса на четвертый мировоззренческий вопрос содержал (по крайней мере, имплицитно) упоминание о Царстве и о нем самом. Иисус пересказывал рассказ об Израиле как рассказ о себе. Результатом была странная и вдвойне революционная Весть: Бог Израилев, наконец, воцаряется — через служение, жизнь и (видимо) смерть Иисуса. Переосмыслив понятие битвы, Иисус переосмыслил и задачу, которую должен выполнить представитель Израиля, чтобы победить. Как мы уже говорили в главе 9, в процессе исполнения миссии его неизбежно должны были счесть предателем, сбивающим Израиль с пути. Иисус не был ни первым, ни последним из еврейских вождей, пригвожденных к позорному столбу ортодоксальными сторонниками жесткой линии за отказ от каких–то взлелеянных отеческих символов. За радикальное переосмысление понятия Царства ГОСПОДА, осуществлявшееся им в его деятельности, рассказе и символах, приходилось платить, в том числе, и этим. Такова участь пророков… Но Иисус не отступился от своей Вести. Он верил: только так ГОСПОДЬ докажет, что Он — не какой–то божок, но Бог, — через победу в решающей битве.

Наш ответ на первые четыре мировоззренческих вопроса подсказывают ответ на вопрос пятый (и последний).

6. СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ?

Если проблема и решение указывали на эсхатологический приход Царства ГОСПОДА, то в какой, по мнению Иисуса, период этого процесса он жил? Размышляя о Царстве в проповеди Иисуса, экзегеты, пожалуй, истратили больше всего чернил, отвечая именно на данный вопрос. Мы подошли к нему, сделав в пяти главах подробный анализ Иисусовой Вести под самыми разными углами, и можем надеяться, что теперь знаем верное решение. В конце концов, Иисус, видимо, верил, что способен читать «знамения времен», и ожидал того же от слушателей![1665]

Логика рассуждений подсказывает двоякий ответ на вопрос:

• С одной стороны, Иисус верил: с его служением уже начинается нечто совершенно новое. Дни приготовления позади, и Бог Израилев исполняет старые обетования;

• С другой стороны, служение Иисуса устремлялось к чему–то, что еще не случилось, но только должно случиться — очень скоро, и если слушатели не будут внимательны, этот миг придет на них, как ночной вор.

Оба элемента заметно присутствуют в различных направлениях евангельской традиции. Мы не вправе исключать один из них на том основании, что они, дескать, противоречат друг другу. Это было бы вопиющим анахронизмом. Зато, сохранив оба элемента, мы обнаружим, какие намерения и убеждения Иисуса сделали возможным такое сосуществование[1666].

Аналогии с другими движениями Царства хорошо проясняют ситуацию. Достаточно сдвинуть фокус с «чисто богословской» проблематики на более уместные в иудаизме I века вопросы, где «богословие» было тесно переплетено с социально–политическими чаяниями народа.

• Давид был помазан задолго до воцарения. В течение всего этого промежутка он был царем или не был?