Будь это переосмысление лишь частным мнением или частным поведением, на Иисуса могли бы не обратить внимания. Однако когда оно рождало столкновение символов, он становился опасен. На мой взгляд, есть все основания считать, что именно это и происходило в различные моменты его публичной деятельности.
(ii) Спор о споре
Пора разобраться в сути споров по поводу синоптических рассказов о спорах Иисуса с противниками, особенно фарисеями. Уместно кратко резюмировать полемику:
1) Согласно традиционным истолкованиям Евангелий, Иисус учил религии любви и милости, внутреннему благочестию в противовес внешнему соблюдению предписаний;
2) Согласно тем же традиционным истолкованиям, Иисус выступал против фарисеев (или они против него): фарисеи стояли за внешнее благочестие и считали Иисуса угрозой Закону;
3) Эти традиционные истолкования были подвергнуты критике в современной библеистике, особенно в работах Эда Сандерса, как исторически неправдоподобные: Иисус не «высказывался против Закона», и его слова не вызвали бы особого раздражения у фарисеев;
4) Я предлагаю иной подход к рассказам о спорах. Этот подход избегает слабостей старого подхода, который я совершенно не разделяю. И символом, и словом Иисус возвещал Царство Бога Израилева; он критиковал символы, предполагавшие оппозицию Израиля его Вести о Царстве (еще раз повторюсь: Иисус делал здесь во многом то, что делали друг другу ессеи и фарисеи). В результате некоторые современники сочли его виновным в грехе, описанном во Второзаконии 13, — «сбивании Израиля с пути»;
5) Скорее всего, рассказы о спорах содержат историческое ядро. Однако их смысл иной, чем традиционно полагалось. Речь идет не о религии или морали, а об эсхатологии и политике. Эсхатология: осуществляется надежда Израилева, причем осуществляется по инициативе Иисуса и его способом. Политика: проповедуемое Иисусом Царство не утверждает, а подрывает революционную антиязыческую ревность. Эта ревность, занимавшая столь важное место в учениях и надеждах фарисеев шамаитского толка, была постоянной мишенью для критики Иисуса. Он считал, что она скоро приведет Израиль к катастрофе.
Имеет смысл сделать еще одно вводное замечание. Как я уже говорил в
По общепринятому мнению, рассказы о спорах развились из отдельных и изолированных высказываний, вполне возможно, выдуманных ранними христианами в ответ на те или иные потребности. Они якобы постепенно превратились в развернутые повествования, причем обросли подробностями, взятыми из библейских и других контекстов. Я же считаю, что дело обстояло как раз наоборот. В жизни Иисуса происходил яркий эпизод. По его следам очевидцы составляли рассказ таким образом, чтобы он перекликался с какими–то известными им еврейскими рассказами о спорах. Изолированные высказывания же появлялись в традиции на более позднем этапе, когда в ходе передачи рассказа аллюзии не узнавались или их значение не понималось. Далее. Нетрудно заметить, что синоптические рассказы о спорах обладают похожей формой. Достаточно сравнить пространное и комплексное повествование в Ин б с рассказами в Мк 2:1–3:6, чтобы увидеть, насколько четко структурированы последние. Конечно, их форма отражает богословски и политически мотивированные пересказы в первых общинах (включая общины, существовавшие еще при жизни Иисуса). Однако в рамках нарративной грамматики или гипотетической истории передачи этих высказываний она не дает нам оснований видеть в рассказах о спорах поздние инвенции.
Любопытно, сколь многие темы оживленных дебатов в ранней Церкви не отражены в Евангелиях[1312]. Евангелия ничего не говорят об обрезании, идоложертвенном, глоссолалии, инцесте. Они молчат о большинстве вопросов, обсуждаемых в 1 Кор, — весьма показательно, ибо 1 Кор затрагивает целый ряд актуальных для ранних христиан проблем. Лишь один раз тема обсуждения в данном послании (развод) встречается и в евангельских повествованиях. И именно здесь Павел прямо ссылается на слова Иисуса[1313].
Более недавние попытки оспорить историчность этих споров были осуществлены, часто по откровенно современным мотивам, представителями кругов, отрицающих сам факт полемики между Иисусом и его еврейскими современниками. Как мы уже видели, в «богословии после Холокоста» это входит в попытку сделать из Иисуса благочестивого еврея, которого бы ужаснула сама мысль, что на нем будет основано «христианство»[1314]. Отсюда возникает необходимость аргументировать тезис не только относительно Иисуса, но и относительно ранней Церкви: Иисус не выступал против своих еврейских современников, — против