(2) Различные фарисейские школы действительно дискутировали друг с другом, причем порой оживленно, но не доходя до смертоубийства (полной уверенности, конечно, быть не может, поскольку наши свидетельства относятся к позднейшему периоду, отстоящему на 200 и более лет от описываемых событий, однако ни из чего не видно, что школы Гиллеля и Шаммая использовали друг против друга насилие). Этот факт принципиально важен, если считать, что Иисус предлагал (или создавал впечатление, что предлагает) лишь свой вариант ответа на вопрос, как точнее исполнять Тору. Между тем в Палестине I века полемизировали не только гиллелиты с шаммаитами, куда более острыми были противоречия между фарисеями и саддукеями, между ними обоими и ессеями, между иудеями и самарянами (не будем забывать, что, по одному из преданий, Иисуса обвиняли в том, что он самарянин[1337]). Если же вместо спокойного спора об этике постулировать, — как делает сам Сандерс, и как предполагает моя собственная аргументация, — что Иисус возвещал скорое наступление кульминации израильской истории, имеющее глобальные последствия для всех уровней еврейской национальной жизни, то немыслимое в обычные времена могло неожиданно стать реальным. Пользуясь терминологией Томаса Куна, можно сказать, что речь шла не о «нормальной науке», а о смене парадигм[1338]. Если синоптические сценарии не полная фальшивка, то Иисус не вел с фарисеями споров в их собственном ключе и не дебатировал о деталях их программы. Два музыканта могут рассуждать о том, в какой тональности лучше исполнять мелодию Шуберта. Если кто–то предлагает переложить мелодию для исполнения группой «хэви металл», он не присоединяется к их дискуссии, а бросает вызов предпосылкам.
(3) Как я уже показывал, в интересующее нас время фарисеев заботила не только «чистота» в нашем понимании[1339]. Скорее всего, если и не все фарисеи, то большинство из них между хасмонейским и иродианским периодами и войной 66–70 годов главную задачу видели в том,
Проявляли ли фарисеи интерес к действиям тех, кто к их движению не принадлежал? Конечно, проявляли[1341]. Как известно, они иногда критиковали власть имущих, и царей, и священников. В четвертом Евангелии фарисеи приходят из Иерусалима разобраться, что из себя представляют Иоанн Креститель и Иисус[1342]. Эта картина находит подтверждение в Савле Тарсянине. Он вмешивался в чужие дела. Он не желал хранить лишь собственную чистоту, позволив остальным оскверняться столько, сколько им вздумается. С горьким сожалением вспоминая об этих событиях впоследствии, он проговаривается, что гнал молодую Церковь даже за пределами Земли[1343]. Естественно, у него самого не хватило бы полномочий, да и членом официальной «полиции взглядов» он не был. Очевидно, он попросил полномочий у тех, кто ими располагал, — у первосвященников, — и получил их. Как и Флавий в упоминавшейся нами экспедиции, Савл был послан из Иерусалима на север, чтобы разобраться и принять меры по поводу потенциально опасных действий[1344]. Это находит подтверждение у Филона, который описывает самозваную полицейскую деятельность фарисеев. По его словам, Бог никогда не освободит лжесвидетелей от вины, во многом потому, что на каждого такого
есть тысячи взирающих на него, с глазами, полными ревности по законам, строжайших хранителей отеческих установлений, безжалостных к тем, кто как–то их нарушает[1345].
Итак, фарисеи проявляли самый активный интерес к поведению людей, к их движению не принадлежавших. Неофициальный характер их деятельности не означает, что она была менее ревностной и эффективной.