— И о разбойниках у нас и песни складывали, и легенды, и любили их, — продолжал Феликс. — А купцов — нет. Один только Лермонтов, но он, разве, этот Лермонтов, русский? А Пугачева и Разина любили, и Пушкин «Капитанскую дочку» свою написал, там ведь о Пугачеве плохого, оскорбительного ничего не сказано. А как у нас Ермака любят? — а это же все разбойники, беглые казаки да каторжные. Тáк вот. И сегодня у нас бандиты и коммерсанты — те же разбойники и купцы. И всё то же. По телевизору, конечно, одно — бандитизм — это зло, а коммерция — это процветание России. Но если не слушать, что по телевизору, а послушать, что народ говорит, то опять — коммерсантов этих клеймят и хают, а бандитов уважают, а, порой, и жалеют. Я вот все думал, почему у нас так? И вот до чего додумался. Мы же люди православные, христиане. И по истории, оно как — Христос, он разбойников жалел и проповедовал им. Потому как они люди сумой нищие, головой отчаянные, а душой смятенные — как дети, все удальство у них. И сами они Христа потому любили, что и он нищ, гоним, но душою тверд, а для отчаянного разбойника нет ничего удивительнее, чем твердость души, потому как у самого него она в смятении и в беспокойстве. И сколько в истории случаев, когда именно злейшие злодеи на путь праведный становились и воплощали собой одно смирение. И сегодня немало бандитов, которые священниками стали, и не какими-нибудь, а самыми настоящим православными. Если глубоко на эту тему задуматься, то разбойники будут самыми богоугодными людьми, потому у них у одних почвы под ногами нет: ни семьи, ни дома, ни друзей, а есть одно отчаяние длиною в жизнь, всех они боятся и никому не доверяют, нечего им терять, а какая же это жуть, если вот так представить — когда нечего терять. Это же самая страшная мука, зачем жизнь тогда?
— Что-то я не видел бандитов, которые бы плакали и рыдали, какая жизнь у них страшная, — съязвил Толян.
— А я, Толя, видел. И скажу тебе, все они такие. Только как мальчишки выделываются, кичатся, что ничего они не боятся, друг перед другом кичатся, и перед такими как ты, чтобы ты первый их и боялся. Бандиты — самый несчастный народ, у них ничего кроме души нет, и эта душа принадлежит Богу. И вот когда кто из них прозревает — понимает это, вот тогда он, как раньше людей не жалел, резал, теперь себя не жалеет и всего себя Богу отдает — потому как больше некому.
— Какие они у тебя все прямо идеалистические.
— Да нет, Толя, здесь никакой идиллии, здесь, правда голая, и сам ее увидишь, если всю суету сметешь. Оно ведь, когда всю суету сметаешь, и остается одно — душа. Вот и вся твоя идиллия.
— Если вот так с твоей стороны заглядывать, то купцы совсем богоугодные, вон и в передачах и везде, где про историю: кто на Руси церкви строил? — купцы строили, и все такое, — произнес Толян.