Иисус достоин аплодисментов

— Не люблю холст, — был ответ. — Когда из холста давно сделали культ, когда все и всегда внушали, что холст это ХОЛСТ, что это не какая-нибудь картонка, что он стоит денег, что к нему нужен правильный грунт, что настоящие художники пишут свои настоящие шедевры именно на настоящих холстах, начинаешь его бояться и даже ненавидеть — как женитьбу. Все равно, что всю жизнь спал со шлюхами, и тут, на тебе — девственница. Это к чему-то обязывает, думаешь уже не о своем удовольствии, а как бы ей чего не так сделать. Для меня холст, что для нищего алкоголика элитный коньяк, черт его знает — букетом наслаждаться или так из горла. Несколько раз пытался с холстом работать… Через полчаса порвал его и выбросил: все боялся, как бы ни так мазок положить, вдруг испорчу. Чужой он мне, как китайцу ложка. Да и твердости в нем той нет, как в оргалите — чуть сильнее кистью или мастихином надавил, он и поддался. А когда испытываешь трепет, какая уж тут работа. А привыкнуть к холсту — ну его к лешему, у меня на это нет ни терпения, ни… смысла в этом никакого нет. Я и красками работаю, какими не страшно.

Профессиональных художественных красок было крайне мало (настоящая краска стоила настоящих денег), в основном масляная краска или эмаль для строительных работ (это добро Сингапур без проблем добывал у знакомых или у родственников; кто-нибудь из знакомых делал ремонт и строительная краска оставалась всегда). В коробках сухие пигменты всё для тех же строительных красок. Всё это он добавлял в масляную краску, добиваясь нужного ему цвета. По крайней мере, за всё это не нужно было платить.

5

Войдя в квартиру, раздевшись, сменив казаки на тапочки, Сингапур прошел сразу в зал, сел в кресло. Пьяно и долго посмотрев в стоящий в этюднике чистый лист оргалита, устало отмахнулся, поднялся и, упав на диван, тут же уснул.

Разбудил его звонок в дверь. Со вторым звонком он нехотя поднялся и подошел к двери.

— Кто?

— Мышей травим. У вас есть мыши? — почему-то раздраженный женский голос.

— Чего? — спросонья не поняв, Сингапур отворил дверь, в это время дверь отворили и соседи, обе двери были железными, отворялись в одну сторону и, с лязгом, столкнувшись, соседская дверь уперлась в дверь квартиры Сингапура.

— Дверей понаставили, — даже зло заметила женщина.

— А тебя кто звал! — разозлился Сингапур, хотел дверь свою распахнуть и еще крепче высказаться — да дверь соседская мешала. Матернувшись, он дернул за ручку. Бес толку. Дверь, сцепившись с соседской, не захлопывалась. — Дверь закройте! — крикнул в проем Сингапур.

— Свою чуть приоткрой! — ответила соседка.

Сингапур чуть приоткрыл дверь. Соседка захлопнула свою, Сингапур — свою. Зашел в ванную, крепко умывшись, вышел в кухню поставил греть чайник. Вновь позвонили. Уже не спрашивая «кто», он отворил дверь, та с лязгом врезалась в соседскую.

— Мука нужна? Муку продаем.

И, немедленно, голос соседки:

— Пошли на хуй! — и следом, — Федор, дверь чуть приоткрой. — Сингапур чуть приоткрыл. Железный грохот, и соседская дверь захлопнулась.

— Сама пошла! — обиженный возглас, и следом испуганный вскрик: — Ой! — Сингапур с удовольствием грохнул своей дверью. Вернулся на кухню, дождался, когда чайник закипел; заварил чаю. Вновь позвонили. Решительно, Сингапур подошел к двери, резко распахнул ее, готовый с ходу обматерить любого. На пороге стоял Паневин, рядом Галя.

Здесь даже Паневин смутился, слишком резко распахнулась дверь, и слишком решителен был вид Сингапура, стоявшего в дверях, готовый что-то такое сейчас сказать…

— Блин… вы… Привет, ну проходите, — последнее он сказал совсем, как старым друзьям, и отступил, приглашая гостей войти.

Как ни старался Паневин, как он ни расправлял плечи, как ни выворачивал локти, он легко прошел в дверь.

— Аккуратнее, у меня узкий коридор, — пошутил Сингапур, и Гале: — В этой квартире не разуваются, вон тряпка — подошвы оботрите. Для особо приближенных есть тапочки, — он кивнул на пару тапок стоявших под вешалкой. Сказав «спасибо», Галя, забыв вытереть сапожки, даже снять куртку, сразу пошла, куда сказал Сингапур — в зал. Паневин, расстегнув куртку, хотел уже снять, передумал, и прошел следом.

— Садитесь, я чаю принесу, — кивнув на кресла, Сингапур ушел на кухню.

Все, кто впервые попадал в эту квартиру, невольно, даже сами того не желая, погружались, во что-то тихое… безмятежное… Картины. Впрочем, не только картины, сам воздух, здесь, казалось, растворял время… И исчезало время. Какие-то пустые безлюдные дворики… и очень много цветов. Сингапур любил рисовать цветы. И цветы у него, прячась друг за друга, наблюдали…