Игра в молчанку

Как описать наше тогдашнее состояние? Как?!.. Мы оба были точно пьяные, и это опьянение не проходило и не давало последствий. Это было лучшее время в моей жизни, но оно прошло, пролетело как один миг. Больше всего на свете я хотела бы остаться в нем навсегда, но ведь это невозможно, правда? И все равно я мечтала остановить, задержать эти дни, но… но все когда-нибудь кончается. Возвращение к реальности началось в тот день, когда ты снова вышел на работу. Тебе знакомо это ощущение, Фрэнк, когда только-только начинаешь засыпать, и тебе кажется, будто земля уходит у тебя из-под ног, и ты куда-то проваливаешься, летишь в пустоту все быстрее и быстрее: голова кружится, под ложечкой холодеет, к горлу подкатывает тошнота… Вот что чувствовала я в тот день.

Это ощущение падения я испытывала и раньше. Оно было мне хорошо знакомо, и в этом, наверное, заключен мой самый главный недостаток. Мне не нужно было знать, как оно называется и каков мой диагноз. Я говорила себе, что могу справиться. Я действительно так думала. Но когда появилась Элинор, положение стало действительно серьезным. Теперь нас было трое: ты, я и крошечное живое существо – еще один человечек, который полностью зависел от меня. И это было хуже всего.

Сколько ей тогда было? Три, от силы четыре недели, не больше. Ты зашел попрощаться – уже в своем велосипедном шлеме. Но когда ты целовал нас в последний раз, Элинор вдруг испустила пронзительный визг. Я… я была в одном шаге от того, чтобы опуститься на пол, обнять твои колени и умолять, чтобы ты никуда не уходил. Я не боялась остаться наедине с собственным ребенком. Я боялась того, что́ я могу сделать. Я боялась самое себя!

Довольно быстро я сообразила, что перебирать все пункты воображаемого списка причин, которые могли заставить Элинор плакать, бессмысленно. Она была сухая. Я была в этом почти уверена. Замерзла?.. Тоже нет; на мой взгляд она была одета даже слишком тепло. На всякий случай я пощупала ей лобик – температура нормальная. Может, проголодалась? Да нет, я недавно ее покормила. Мои потрескавшиеся соски́ под футболкой саднили так, что даже касавшийся их прохладный воздух заставлял меня морщиться. Я перепробовала все, что только пришло мне на ум, я укачивала ее, пела, разговаривала с ней, гладила, упрашивала – все тщетно. Ничто не помогало, Фрэнк! Я делала все, что могла, но Элинор продолжала вопить как резаная.

Первые несколько дней прошли для меня, словно в бреду. Я знала, что должна выйти, сходить с Элли в парк или посетить одну из групп для молодых матерей, организованных в нашем церковном приходе, но мне была невыносима сама мысль о том, что остальные мамаши будут чинно сидеть кружком, держа на коленях довольных, ухоженных, молчащих младенцев, в то время как моя Элинор будет закатываться в крике. Я не знала, как они поступят, дадут ли они мне какой-нибудь дельный совет, объяснят, что я делаю не так, или будут настолько добры, что станут лишь молча меня осуждать. Стоило мне только представить себе эту картину, как у меня на глазах выступили слезы. В те дни мне немного было нужно, чтобы заплакать. В общем, я так никуда и не пошла. Не осмелилась. Вместо этого я задернула занавески, легла на диван и устроила Элинор у себя на животе, так что мы двое смотрели друг на друга в немом изумлении. Даже не знаю, кто из нас чувствовал себе более беспомощной.

Незадолго до твоего возвращения я кое-как собралась с силами, раздернула занавески и наполнила водой кухонную раковину, чтобы купать Элли. По крайней мере это мы могли сделать вместе, как семья. Стоило тебе появиться на пороге, как я почувствовала громадное облегчение. С тобой мне всегда удавалось увидеть просвет даже в самых плотных облаках.

Даже не поужинав, мы приступили к купанию. Я поддерживала Элли, ты плескал на нее теплой водой, а она безостановочно хихикала. Если бы кто-то сфотографировал нас в этот момент, снимок получился бы превосходный. Идеальная семья как она есть. Образец из образцов. Этот снимок можно было бы использовать, скажем, для рекламы детского питания или в качестве иллюстрации того, что иногда ремонт кухни все же происходит в соответствии с первоначальным планом. Каждый, кто взглянул бы на наше фото, позавидовал бы нам черной завистью.

Впрочем, ты знал меня слишком хорошо. Ты вытирал Элли ручным полотенцем, а я чувствовала себя преступницей в розыске. Как скоро ты догадаешься – вот все, о чем я могла думать.