Игра в игру

Я вас предупреждал: за недостатком воображения надо обращаться к романтикам или постмодернистам. Там по этой части совсем убого. А у меня тут иное что-то вмешивается. Ну, скажите на милость, неужели я, Геракл Перелетов, не смог бы пристроить Машеньку? Тысячи вариантов к нашим услугам.

Самое простое: я бы, например, подлечил ей пальчик, аккуратно с ней развелся, для ее блага развел бы Платона, случайно женившегося, – и наметил бы некую серийную перспективу. И совесть моя была бы чиста.

Или: я мог вполне соскучиться по Маше. И не надо было отдавать ее в грязноватые лапы Платона. Чем не вариант? Я бы пострадал, пострадал – и у нас что-нибудь бы склеилось. Ведь жил же я со своей Электрой больше двадцати лет.

В конце концов, Маша могла приехать из Санкт-Петербурга беременной! От меня.

А может, и не от меня. Тоже коллизия, да еще какая!

Лично я жалею, что сюжет не повернул в эту сторону. Какое кипение страстей, какое жизнеутверждение! Всех жалко, всем плохо – и все живут смертям на зло. Вот она, золотая жила цивилизации.

Я же избрал…

Я ничего не избирал. Так получилось. И если кому-то покажется, что смерть Маши решила все мои проблемы, он сильно заблуждается. Ни возможный ребенок от Маши, ни ее смерть не способны были решить моих проблем или поменять мое мировоззрение. Просто в одном случае вокруг меня бурлила бы жизнь, а в другом меня последовательно оставляли одиноким. Я уже узнал знакомый почерк и эту подлую великодержавную манеру: гордиев узел разрубила Судьба, хотя я не просил ее об этом. И в утешение тебе даже не дали возможности почувствовать себя виноватым. Вина греет, вину хочется искупать, вина толкает тебя к людям. Я же не испытывал никаких угрызений совести: впечатление, что ты виноват, уступило место бесстрастному впечатлению: я был орудием Судьбы. Все было хорошо.

У меня уже не было сил сражаться. С чем, собственно, сражаться? С кем? Где враги?

Бесстрастное лицо Маши на смертном одре не выражало ничего. Такой она и ушла от меня.

Еще недавно я был, к сожалению, безумно, безнадежно счастлив. Что такое безнадега? Это когда воплощение мечты делает тебя только более несчастным. Моему счастью мешало единственное непредвиденное обстоятельство: еще одно, постороннее, неучтенное счастье. Электра, Елена, Маша…

Каждая последующая волна счастья нарушала гармонию, перебивала вкус и аромат абсолютного состояния. Да мир, был далек от совершенства. Я корчился от счастья.

Теперь мир был далек от совершенства по другой причине. Все мои переживания, желания, хотения, все то, что составляет душевный скарб, богатство души – все это было вмиг отобрано, уничтожено. И что же я, остался нищим духом?

Никак нет. Я остался при своих. Моя Стена стояла незыблемо.

Но нельзя жить со Стеной в обнимку.

Вот почему, думая о врагах человека, я с улыбкой твердил: «Брысь, зараза Судьба!»

Глава 20. Последнее слово

Прошло время. На небе вновь бесшумно появился бледный ноготок месяца: добрый мир на всякий случай показывал свои коготки, не давая забывать о хищной природе всего небесного.

Кабинет. Вечер.

Почему я не стал, да и не мог стать успешным писателем?

Да потому что героем моих книг не мог быть обычный, так называемый, простой человек. Как вы, да я, да целый свет. Такой человек вообще не может быть героем романа: это просто оскорбление культуре. Героем романа может быть человек, который не интересен толпе. Обязательно писатель и философ. Личность. Но это не герой в вашем понимании. Ваш герой перебинтовал бы палец подруге, и они отправились бы в роддом любоваться на зародыш мальчика. Это перевернуло бы их мировоззрение.

Вот почему я вынужден был предложить вам мою любимую игру: я, философ, буду рядиться в одного из вас, дураков. Буду икринкой в океане. Все живут, не понимая, что играют, а я играю, понимая, что живу. Попробуйте отличить.

Как важно при этом хорошо выглядеть!

И я принимаю соответствующий вид. Какие нынче носят башмаки? Ах, уже с тонкими загнутыми носами? Что вы говорите. Подумать только, еще вчера в моде были носы тупые и широкие. Как быстро меняется мир. Нет, пожалуй, тонкие и загнутые – это слишком большая плата за то, чтобы меня приняли за своего. Слишком вопиющая безвкусица. В них я похож на отставного визиря при дворе падишаха. Нельзя ли чего-нибудь потрадиционнее, в стиле «классик», то есть «вечно вчерашний», потому как пришедший из будущего? Просто по форме ноги, удобно и естественно. Наподобие греческих сандалий. Нельзя категорически? Понимаю. Сейчас модно быть стильным. Стиль безжалостен. Мода бесчеловечна. Ничего не попишешь: так поступают все, ориентированные на социальный успех. Плюралистическая цивилизация решительно не оставляет выбора. Хорошо. Носы моих туфель будут почему-то длинными (прости Господи). И немного загнутыми, совсем чуть-чуть.