Игра с нулевой суммой

Потом была куртка и её двадцать четыре пуговицы, мелкие, круглые и ужасно неудобные.

– Это-то ты можешь застегнуть? – в какой-то момент сорвался Алёха, когда на очередной пуговице его палец соскочил.

– Это не мое дело, – Бенька вздёрнул подбородок.

– У тебя пальцы мелкие, тебе это проще! – зло сказал Алёха.

– Это должен делать ты! – упёрся Бенька.

– Куртка твоя, ты и застегивай!

– Но ведь я… – в запале крикнул Бенька и как-то стих. – Не умею. Правда.

– Не умеешь – учись, – буркнул Алёха.

То ли Бенька обиделся, то ли Алёха задел его за живое, но кое-как пуговицы он застегнул, корча при этом невыносимо страдальческие рожи, и они опять пошли вниз – завтракать.

Там Алёха наконец вымыл руки – вчерашний кувшин, к счастью, стоял на месте. И даже мыло было. Жизнь начинала налаживаться, хотя бы по мелочам. Алёха даже подумал стянуть мыло, но мысль отмел: некрасиво. Если бы за это ему хоть повысили уровень, но скорее всего – увидят, просто опять отходят хлыстом.

Янгара оставила им на столе молоко и хлеб. Как вчерашние, только тёплые, так что завтрак весьма удался. За Бенькой пришлось поухаживать: оторвать ломоть хлеба и налить молока.

– Надо лошадь, – сказал Бенька, дожёвывая свой хлеб. – Без лошади до обители не доберёмся.

«Только не это», – подумал Алёха, но вслух сказал:

– А ты уверен, что тебя там уже не ждут?

Бенька перестал жевать, нахмурился, посмотрел на Алёху встревоженно.

– Ты сам сказал, что в обители безопасно. То есть, если бы я за тобой гонялся, сразу бы там в засаде и сел. Если тебе идти больше некуда, где тебя еще ловить?

Бенька задумчиво выводил на столе какие-то круги пальцем. Потом спохватился и сел смирно, как первоклассник.

– И что делать?

И правда, что?

Алёхе казалось, что он должен ткнуть в окошко или кинуть кубик. А как иначе принять решение? Должны же быть варианты? Но это ведь не игра.

– Не знаю, – признался он. – Тебя где-то хотели спрятать? Вспоминай, куда точно тебя везли.

Глава двенадцатая

Бенька задумался. Сделался серьезным, как студент на экзамене, когда ничего не учил, но надеется на халяву. Алёха утер с губ потеки молока и чуть не заорал, но не от боли, от ужаса: щетина отросла и царапалась. Бритье! Господи, ну за что?

Может, тут слугам нормально ходить небритыми? Он даже представлять боялся, чем тут бреются. Ножами, наверное. А если рука дрогнет? А вот эти, как их… брадобреи? Это же какая степень доверия к ним была?

– Давай сначала, – потребовал Алёха, чтобы не думать о страшном. – С самого-самого начала давай, как все было. Ну?

Бенька впился зубами в хлеб. Алёха ждал: пацан то ли темнил, то ли почему-то не хотел ему обо всём рассказывать, то ли пытался придумать что-то. Что и, главное, зачем? Чего ему ещё-то было терять?

– Я тебе не верю, – наконец отмер Бенька. – Я никому верить не могу.

– Приехали, – вздохнул Алёха. – Я тебе вчера жизнь спас. Ты – мне. Мы вчера, обнявшись, на ветке сидели. Ты мне падать вниз запретил. Мы с тобой теперь эти… как их… соулмейты? Тьфу, нет. Слово такое, из книжек. Сейчас вспомню.

Бенька от удивления опять перестал хомячить, только нахмурился.

– А ты разве читать умеешь? – спросил он.

– Побратимы, во! – обрадовался Алёха, проигнорировав подначку. – Это считай… как братья. Почти.

– Если бы ты был моим братом, – выдал Бенька как-то очень загадочно. Явно не так, как мог бы сказать лучшему другу, а словно хотел добавить: «Не было бы у меня и половины проблем». Но вместо этого он кивнул. – Да, ты прав, Алох. Ты не должен был, но ты повёл себя достойно, – сказал он неожиданно торжественно.

Алёха чуть было не пошутил, что раз так, ему за это полагается награда, но удержался, а то ведь правда наградит и… нет, это будет как-то неправильно. Поэтому сказал:

– Значит, ты мне можешь доверять.

– Нет, – вздохнул Бенька. – Пока нет. Но ты… – он оглядел обидевшегося Алёху и проговорил задумчиво: – Твой хозяин – Матиш?

– Угу, – буркнул Алёха. Чего спрашивает, память отшибло, что ли? Обсуждали же уже этот вопрос.

– Верный рыцарь Матиш, – к облегчению Алёхи, заключил Бенька. Значит, все-таки действительно Матиша знал, хотя бы и с чужих слов. – Он не отказал бы мне… я думаю, – важно добавил он, – что теперь ты можешь быть моим слугой. Если желаешь.

Алёха хотел было возразить, что после того, как он предложил Беньке побратимство, назначать его опять слугой как-то, мягко говоря, оскорбительно, но пацан смотрел на него так напряжённо, что Алёха решил махнуть рукой на свои обиды. Мало ли. Может, у них тут так принято. Может, это комплимент вообще. Кто их разберёт.

– Куда ж я денусь, – буркнул он. – И что я должен буду делать?

«Кроме того, что горшки выносить?»

– Защищать меня, – тихо и серьёзно сказал Бенька.

– Я буду твоим защитником, – пообещал Алёха, про себя вздохнув. Нет, ему всё-таки было обидно. Ну как так-то? Они же вчера… А он…

– Сколько Матиш тебе платил? – деловито спросил Бенька, и Алёха смешался. Отвечать ему было решительно нечего, так что он сделал то, что всегда срабатывало с матерью – позволил себе набычиться – и буркнул:

– Платил. Сколько-то.