– Ставки сделаны, ставок больше нет. – Рансхофен произнёс излюбленную фразу всех крупье. – Теперь можно открыть три первых карты.
Правой ладонью он обхватил отложенную колоду, и пальцами левой руки принялся выкладывать три верхние карты или, говоря на профессиональном сленге, "флоп". Как бы Грабис не пытался изобразить равнодушие, всё же ему пришлось наклониться вперёд, чтобы разглядеть появляющиеся карты. Натан Гершель плотно сжал зубы и почувствовал, как по коже среди коротко стриженных волос пробегают холодные капельки пота. У Ромуло заболела голова.
Не только тридцать тысяч, поставленных на карту, смотрели за тем, как сумасшедший диктатор достаёт три карты. Население четырёх стран застыло возле экранов, потому как, несмотря на принадлежность к разным лагерям, трансляция, ведущаяся из маленькой комнаты, сплотила их всех в единый, неуверенный в завтрашнем дне комок человеческого страха.
Рансхофен выкладывал карты перед собой, он размещал их очень аккуратно, добиваясь одинаковых промежутков. Сначала из-под его руки появилась четвёрка крести, затем шестёрка той же масти и завершил "флоп" король червей. Три карты появились на столе, наступало время второго круга торгов.
Грабис сбросил карты, а значит в этом случае начинать торг должен был Рансхофен. Диктатор держал свои руки под столом и с такой позиции как бы украдкой разглядывал пришедшие ему карты. Натан Гершель был уверен в том, что ни Грабис, ни Ромуло не станут повышать ставок, эти будут держаться, но про Рансхофена они ничего определённого сказать не мог. Диктатор явно не проходил в категорию людей нормальных, об этом можно было судить хотя бы по задумке с этой партией, и его действия невозможно было спрогнозировать. Он являлся бомбой с часовым механизмом, которая в любой момент могла освободиться от чеки.
Пиковая шестёрка образовывал пару с теми картами, которые лежали на столе. Рансхофену хотелось поставить чуть больше, чтобы увидеть, как затрясутся поджилки у так называемых Президентов соседних государств, но пара шестёрок не тянула на сильную комбинацию. Пока нужно было немного выждать.
– Пропускаю. – Сказал он и постучал кончиками ногтей по столу. Ему показалось, что лицо Гершеля немного просветлело, но всё могло объясняться неровным освещением.
Ставка осталась прежней и ход перешёл к Джабару. Раздача принесла ему на руку червового валета и бубновую восьмёрку, что означало полное отсутствие каких-либо комбинаций на текущий момент. В запасе оставалось ещё две карты, на которые он мог надеяться. Ромуло постучал по столу и поморщился от получившегося звука. "Действует…" – подумал он.
Гершель не помышлял о повышении ставок, как и у Рансхофена, у него была пара шестёрок, компанию которой составлял червовый туз. Он постучал по столу, давая понять, что и он не собирается делать новую ставку, и кивнул в сторону лежащей колоды. Рансхофен положил свои карты рубашкой вверх и вытянул четвёртую карту – "терн".
Он опять очень долго возился с картой, но после того, как убрал руку, к лежащим на столе четвёрке, шестёрке и королю добавилась бубновая тройка. Играющее трио обратилось к своим картам. Торг опять предстояло начать Рансхофену.
"Чёртова тройка! Пришло бы там что-нибудь другое, я бы поднял! Я бы поднял, если бы имел какую-либо комбинацию помимо паршивой пары! – Граф намного лучше Грабиса умел владеть собой и давно научился прятать бушующий внутри него ураган. О проявлении нервозности можно было судить лишь по почёсыванию верхней губы мизинцем, во всём остальном он оставался таким же неуклюже-несерьёзным. – Осталась одна карта, но именно с последней мне всегда не везёт! Нужно было мешать ещё лучше!"
Удобнее всего вся картина просматривалась с места Йоханайна. Не участвуя в розыгрыше и не представляя, какие карты выпали его оппонентам, ему оставалось лишь практиковаться в чтении лиц, чем он и пробовал заниматься. К его удивлению все сидящие не выказывали заметных признаков волнения: по правую руку от него Натан Гершель стискивал зубы и стрелял глазами по сторонам, лицо его было неприветливо и угрюмо, впрочем как и всегда; Рансхофен вечно прятал руки под столом и чесал губу кончиком мизинца, но на это можно было не обращать внимания; Ромуло сидел абсолютно подавленным, являя собой полный антоним слова "инициативность", он постоянно прикладывал руку к голове, что, по мнению Грабиса, было обусловлено большими умственными потугами. Он ни на секунду не сомневался, что Джабар рассчитывает комбинации.
А тем временем появившаяся бубновая тройка никоим образом не повлияла на расклад Джабара, единственно сведя его надежды на победу к последней карте. Он не был опытным игроком, но чутьё подсказывало, что наступившее затишье неспроста, он был уверен, что у Рансхофена или Гершеля на руках имеются комбинации. Привычная уверенность в собственных действиях постепенно покидала его, через считанные минуты ему предстояло расстаться со своими городами.