Игольное ушко

Стрельба прекратилась. Паркин рискнул высунуться наружу. На площади лежало только одно тело – Хадсон. Он еще пытался двигаться, но потом грохнул одинокий выстрел и рядовой затих.

– Ублюдки хреновы! – громко выругался Паркин.

Уоткинс возился со своей ногой, тоже в голос выкрикивая проклятия.

– Пуля осталась в ране? – спросил Паркин.

Уоткинс вдруг издал вопль, затем ухмыльнулся и показал сержанту кусок металла на ладони.

– Теперь уже нет.

Паркин снова выглянул наружу.

– Они засели в часовой башне. Места там почти нет, а значит, их не может быть много.

– Зато позиция для ведения огня отличная.

– Да. Они нас тут накрыли будь здоров, – нахмурился Паркин. – У тебя хлопушки есть?

– А как же!

– Дай-ка посмотреть.

Паркин открыл вещевой мешок Уоткинса и достал пачку динамита.

– Этого хватит. Отрежь мне бикфордова шнура на десять секунд.

Остальные его солдаты укрылись в доме напротив.

– Эй, вы там! – окликнул Паркин.

В двери показалось лицо.

– Приказывайте, сержант.

– Я собираюсь метнуть в них пасхальное яичко. Как только крикну, прикройте меня огнем.

– Слушаюсь.

Паркин прикурил сигарету. Уоткинс протянул ему снаряженную пачку взрывчатки.

– Огонь! – выкрикнул Паркин. От сигареты он поджег шнур, выскочил из двери на улицу, размахнулся и швырнул свою бомбу в башенку с часами. Потом тут же нырнул назад в укрытие, почти оглохнув от пальбы своих товарищей. Пуля вонзилась в деревянный косяк двери, и мелкая щепка занозой застряла у него в щеке. Потом раздался мощный взрыв.

И прежде чем он успел посмотреть сам, кто-то крикнул:

– В самое «яблочко»!

Паркин вышел наружу. Старинная башня полностью обрушилась. Среди ее руин непостижимым образом начали бить часы.

– Вы когда-нибудь играли в крикет? – поинтересовался Уоткинс. – Это был бросок что надо, скажу я вам!

Паркин прогулялся до центра площади. Валявшихся там оторванных конечностей хватило бы, чтобы собрать примерно трех немцев.

– Башня и так на ладан дышала, – сказал он, словно оправдываясь. – Могла рухнуть сама, если бы мы всем отделением дружно чихнули.

Он отвернулся со словами:

– Что ж, сегодня мы свой доллар заработали.

Эту фразу часто употребляли американцы, и Паркину она пришлась по душе.

– Сержант! Вас вызывают, – доложил радист отделения.

Паркин подошел к нему и взял трубку.

– Сержант Паркин слушает!

– Говорит майор Робертс. Вас немедленно отзывают с фронта, сержант.

– Но почему? – Естественно, его первой мыслью оказалась: «Они сумели установить мой настоящий возраст».

– Командование распорядилось отправить вас в Лондон. Не спрашивайте зачем, так как этого я не знаю. Оставьте за себя капрала и возвращайтесь на базу. За вами уже выслали машину.

– Слушаюсь, сэр!

– В переданном мне приказе также говорится, чтобы вы ни в коем случае не подвергали свою жизнь опасности. Поняли?

Паркин криво ухмыльнулся, вспомнив о динамите и часовой башне.

– Так точно, понял!

– Отлично. Тогда немедленно выдвигайтесь, счастливчик вы наш.

«Его все называют мальчиком, хотя были знакомы с ним еще до того, как он попал в армию», – подумал Блоггз. Теперь же сомнений не оставалось: он превратился в настоящего мужчину. Уверенная, чуть небрежная походка, острый взгляд, умение вести себя со старшими по званию уважительно, но без робости и подобострастия. Блоггз понимал: Паркин завысил себе возраст, – но выдавали его не внешний вид или манеры. Просто, как только речь заходила о возрасте, Блоггз – опытный следователь – подмечал мелкую нервозность, незаметную для менее наметанного глаза.

Паркина поначалу даже позабавило, что его вызвали в Лондон просматривать фотографии, но на третий день сидения за столом в пропыленном подвале кенсингтонского архива мистера Миддлтона забава ему уже заметно наскучила и больше всего раздражал строжайший запрет на курение.

Но еще больше скучал Блоггз, которому приходилось всего лишь сидеть и наблюдать за ним.

Наконец настал момент, когда Паркин не выдержал.

– Вы не отозвали бы меня с фронта, чтобы помочь в расследовании убийства четырехлетней давности. С этим точно можно было подождать до конца войны. К тому же на всех этих снимках – немецкие офицеры. Так что если вы занимаетесь делом, о котором мне лучше помалкивать, так сразу и скажите.

– Это дело, о котором вам лучше помалкивать, – с готовностью подтвердил Блоггз.

И Паркин снова занялся просмотром.

В большинстве своем фотографии были старые, потемневшие или, наоборот, выцветшие от времени. Иногда Паркин брал в руки лупу, предусмотрительно предоставленную Миддлтоном, чтобы ближе всмотреться в мелкие лица на групповых снимках, и каждый раз пульс Блоггза в волнении и надежде учащался, но ненадолго, так как сержант опять откладывал увеличительное стекло в сторону и брался за следующее фото.

Обедать они ходили в ближайший паб. Эль там подавали слабенький, каким стало все пиво военного времени, но Блоггз все равно ограничивал Паркина двумя пинтами – дай ему волю, парень выдул бы целый галлон.