Тем временем креативные Леонидас, Фукс, Берта и Соня вместе с мадрихами и Миленой занялись планированием вечера, на котором нашей группе предстояло в развлекательно-познавательной форме ознакомить всю Деревню, ее спонсоров и благотворителей с культурой нашей бывшей родины, которой больше не существовало на картах мира.
Юру продолжали мурыжить, но к концу третьей недели после происшествия в эвкалиптовой роще всем стало ясно, что Натан Давидович прав и провинившегося домой не выгонят.
Более того, всем стало ясно, что исключением из программы нас просто пугают и миф этот не более реальный, чем чемоданы и Антон Заславский, которого тоже, вероятно, выдумали.
Я не собиралась никого разубеждать, несмотря на то что замечала, что Арт распоясался пуще прежнего и теперь курил по ночам в коридоре общежития, закупался пивом в супермаркете и распивал его вместе с Мишей из Чебоксар и москвичами Никитой и Марком, прикапывался к ни в чем не повинному Натану, называл его изером-обезьяной и доставал Юру, как только мог, угрожая ему смертью, увечьями и бойкотом. Натан Арта игнорировал, как будто того не существовало в природе, что бесило Арта еще больше. Юра реагировать не смел, только багровел, как закатное небо.
К тому же в отсутствие Аннабеллы Арт оказывал откровенные знаки внимания мультяшной Вите, которая и в присутствии Аннабеллы смотрела на него катастрофически громадными глазами, которые от обожания становились еще более катастрофическими.
Поскольку Юру не выгнали, Арт поверил, что в Деревне можно делать все что угодно без серьезных последствий.
Что же касается Аннабеллы, то ее настроение улучшилось, так как Арт был к ней благосклонен, ходил с ней по Деревне за ручку и обнимал на виду у всех с таким видом, будто она была его личной принадлежностью. Выглядела она прекрасно, так что даже самый внимательный взгляд не мог бы распознать в ней страдающую личность. Аннабелла была чудесной актрисой.
Я помнила, что говорил о ней Тенгиз на заседании, и очень надеялась, что ее все же отправят к психологу Маше, но, видимо, у Маши и у всех остальных были дела поважнее, как, например, профилактика насилия, вечер для спонсоров, мои галлюцинации и стрептококк.
Когда вожатые отсутствовали, что случалось редко, но все же происходило, Аннабелла просила нас с Аленой выйти из комнаты, потом заявлялся Арт, запирал дверь на ключ, и чем они там занимались, я знать не желала. А выходили мы, потому что не хотели, чтобы она опять впала в разрушительную меланхолию.
Но в разрушительную меланхолию она все равно впадала, как ни крути.
Аннабелла начала курить и теперь каждую перемену тусовалась в курилке. Арт просил ее стрелять сигареты у местных, потому что ей никто никогда не отказывал, а ей нравилось в этом убеждаться. Аннабелла подходила к какому-нибудь Моше или Ицику, хлопала глазами, говорила на ломаном иврите: “Я хочу курить, тяжелый экзамен”, – получала одну сигарету, просила еще одну, для следующей перемены, а потом подходил Арт и заявлял Моше или Ицику: “Бен зона, я тебе башку откручу, если ты еще раз заговоришь с моей девушкой”, – и закуривал стреляную сигарету.
“Зона”, как мы уже давно выяснили благодаря Милене, означало “проститутка”. “Бен зона” был сыном вышеназванной. Все остальные слова Арт произносил на чистом русском языке, но израильтяне его прекрасно понимали благодаря внешнему облику Миши из Чебоксар. Аннабелла при этом явно казалась самой себе царицей разбойников, атаманшей, королевой короля. Израильтяне потом отыгрывались на наших девчонках, писали анонимно на досках в классах излюбленное “Русские – шлюхи”, “Купите дезодоранты” или “Соня всем дает”, на уроках спорта свистели и улюлюкали бегающим и прыгающим в длину, а однажды кто-то ущипнул Виту за попу в столовой. Все заржали, а она так и не поняла, кто это был. Арт сказал, что разберется, но до разборок дело не дошло. Арт никогда не отвечал за базар, только угрожал.
После визитов Арта к Аннабелле в нашей комнате она походила вовсе не на королеву короля, а скорее на тряпку дворника, и когда мы с Аленой возвращались, всегда говорила нечто жизнеутверждающее, вроде: “Сексуальные отношения необходимы для подпитки вселенской энергии”. Или: “Настоящая женщина должна всегда быть желанной”. Или: “Пока вы не испробовали постель, наивные дурехи, вы не жили. Нечего ценить девственность, и чем раньше вы ее лишитесь, тем лучше будет для вас”.
В такие моменты мне казалось, что Аннабелла никогда не читала Анаис Нин – максимум перелистнула пару страниц. Мне даже начало казаться, что она и “Лолиту” толком не прочла. А когда я попробовала поговорить с ней о Высоцком, она не могла вспомнить, в какой песне поется про птицу Гамаюн.