Йерве из Асседо

– Антон, доброе утро, как дела, извини за беспокойство, это Вера… Фридман, да, из Деревни. Нет… Не в порядке! Пожалуйста, срочно приезжай, здесь творится несусветный балаган. Не по телефону. Нет, он не может. Он не в себе. Мы дома… Он спрашивает, впустит ли его охранник. – Это она обратилась к командиру мочалок.

– Впустит. Пусть покажет удостоверение личности и какой-нибудь документ из… штаба. – У Фридмана вырвался нечленораздельный звук.

Кофе и прохладительные напитки Вероника Львовна больше никому не предлагала, зато принесла две бутылки минералки. Тенгиз выпил одну залпом. Фридман собрался налить себе воды в стакан, но не сумел – вода была очень смешной, бутылка – тяжелой, а все его силы уходили на попытки сдерживать хихиканье.

В дверь постучали спустя минут семь, не позже. Вероятно, Антон Заславский жил очень близко, или штаб программы “НОА” находился рядом, я не знала, поскольку никогда в нем не бывала. К тому же Антон Заславский ездил на мотоцикле, а это быстрее, чем на машине.

Антон Заславский расстегнул мотоциклетную куртку, разулся, окинул взглядом холл фридмановского дома, изобразил лицом вопрос, но не более того. Антон Заславский выглядел уставшим.

– Доброе утро, дамы, господа и товарищи, – очень серьезно сказал декан программы “НОА”, – чем обязан?

Как ответить на этот вопрос, не знал никто. Кажется, они и сами не понимали, зачем его позвали.

– Доброе утро, Антон… – Семен Соломонович явно попытался воскресить в памяти отчество декана программы “НОА”, но не смог, – как поживаешь?

– Ситуация резко меняется в лучшую сторону, – ответил Антон Заславский.

И тут Фридману пришел конец: он раскололся и заржал.

– Ведь, – со значительным видом произнес Антон Заславский, – все могло быть гораздо хуже. Вы могли бы сидеть обутыми в коньки. Или даже в лыжи. Вы могли бы вытатуировать у себя на подбородке пятиконечную звезду вниз головой. Вы могли бы украсть новый “мерседес” директора школы и продать его бедуинам в Негеве на запчасти за две тысячи шекелей. А ведь ничего, ничего из этого я не выдумал.

Заржал Тенгиз. Это было невыносимо.

– Это продолжается вот уже… – Вероника Львовна взглянула на огромные настенные часы в надраенной металлической оправе, – минут двадцать.

– Все живы? – на всякий случай спросил Антон Заславский. – Жертв нет?

– Не-е-е-ет, – взвыл Фридман.

– Что же произошло?

– Тут… эта…

– Эта девочка, – указывая на меня пальцем, перебила мужа Вероника Львовна, а палец был совершенно лишним, – вчера ночью сбежала из Деревни. А эти джигиты решили никому не сообщать. Видите ли, Тенгиз знал, где ее искать. И он пошел ее искать. Вернулись они полчаса назад. Я думаю, что у этой девочки нервный срыв. Но, как видишь, с ними бесполезно разговаривать.

На этот раз на лице Антона Заславского написалось подлинное изумление. Я подумала, этот человек, этот миф сейчас начнет метать молнии и говорить о чемоданах. Я представила себе Зевса-громовержца, метающего с небес чемоданы…

– Дружок, ты… в порядке?

– Да, – хрюкнула я протяжно.

– А ты? – Это он обратился к Тенгизу.

Тенгиз ничего не ответил, потому что хлестал из горла вторую бутылку минеральной воды.

– Она получила письмо, – опять затараторила Вероника Львовна. – Ее папа тяжело болен…

– Верочка…

– Они ей ничего не рассказали… Ничего! Она сама случайно узнала.

– Вера, прекрати, это не комильфо!

– Девочка из Одессы, – все еще сохраняя видимость собранности, сказал Антон Заславский, – ты не соблюдаешь заповеди?

– Ни черта они не соблюдают, – вместо меня ответила Вероника Львовна. – Эти подростки…

– Нет, не скажи, Верочка, – вмешался Тенгиз. – Посмотри на нее: она ведь трепещет перед родителями. А не рвать волосы на голове, скорбя, – на это никто не способен.

Поскольку у Тенгиза на голове вообще не было волос, последнее предложение снова повергло меня в невменяемое состояние.

– О господи! – вскричала генеральша. – Это невозможно! Ты видишь?! Антон, я тебя умоляю… Я семь лет так живу! Я больше не могу! Сделай что-нибудь!

– Тенгиз, ты пошел ее искать? – спросил Антон Заславский. – Куда? В город? Сёма… Я… Подождите, я не понимаю… Одну минуточку…

– Антон! – воззвала Вероника Львовна к декану программы “НОА” с искренним отчаянием. – Антон!

– Прошу прощения, – заявил представитель этой самой программы, делая ртом странные движения, – но я должен признаться, что в данный момент не знаю, как ко всему этому отнестись. Я всю ночь не спал. Просто ученик из одной религиозной школы… Ребята, честное слово, всему есть предел.

Антон Заславский развел руками и хихикнул.

– Позовите Машу, – гоготнула я.

– Машу? – переспросил Фридман.

– Психолога Машу.

– Маша в Эйлате. – Антон Заславский указал пальцем вниз. – Там… Понимаешь, девочка из Одессы, конец года – это… Нет, ты не понимаешь… Никто не понимает.

– Ты лучше позови Его, – сказал Тенгиз.

– Да, это мудро, – кивнул декан программы “НОА”. – Здесь должен быть кто-нибудь взрослый, выспавшийся и ответственный. Дайте мне, пожалуйста, телефон. Пусть Он с вами разбирается.

Вероника Львовна покачала головой, встала и принесла Антону беспроводную трубку.

Антон Заславский набрал номер: