– Сдурели вы, что ли, господа хорошие? – воскликнула Зита, гордо выпрямившись. – Я вам не товар на ярмарке. Десять лет прожила я в шаралакском блудилище, с меня довольно. Хотите, выдавайте меня инквизиции и кунигаю Баштольду, но в третьем лице в моем присутствии обо мне говорить не смейте. А вы, сир, тоже хороши. Стоит вашему другу и соратнику на шаг удалиться, как снова превращаетесь вы в жлоба.
Дюк кашлянул.
– Старые привычки трудноискоренимы, госпожа Батадам. Простите меня великодушно, но моим вассалам нужен казус, чтобы выиграть войну, а вы вызываете вдохновение и мотивацию.
– Еще какие! – оскалился свирепый Ханеке и повел широченными плечами.
Фасбиндер подкрутил усы. Тряхнул кудрявой шевелюрой Вендерс. Хилый Рифеншталь погладил эфес непобедимой сабли.
– Я вам не казус, господа, – вздернула голову Зита. – Если хотите вы бороться за справедливость, за всех женщин, невинно загубленных в Авадломе, за всех униженных, слабых, оскорбленных, лишенных свободы и человеческих прав; с попустительством императора, потакающего произволу забывших о рыцарской чести провинций, боритесь, но я тут ни при чем.
– Ох какая! – Свирепый вольный рейтар поправил пояс.
“Они никогда ничего не поймут”, – подумала Зита.
– Молчать! – загремел дюк. – Еще один вздох, Ханеке, и я лишу тебя чресел!
– Прошу простить, сир, – опомнился вольный рейтар. – Я больше не буду.
– Вряд ли они поймут, сударыня, – опустился дюк перед Зитой на одно колено – замерли вассалы в изумлении. – Вековые традиции не так уж просто искоренить из сердец. Но это благородные сердца, честные и верные, и бьются они в правильном направлении. Идите, мадам Батадам, вы свободны. Больше никто и никогда не отзовется о вас в такой манере, клянусь… Чем бы мне таким поклясться?
Сплюнул дюк три раза на ладони, растер плевок и прикоснулся к подолу платья Зиты.
Стена дождя стояла за окнами. Посмотрела Зита в золотые глаза. Вечное солнце в них плескалось, озаряло мрачную задымленную приемную, посылало в ее собственные глаза волны тепла, света и жизни. Оторопела Зита, совершенно неожиданно захлестнутая невиданным доселе шквалом одибила. Абсолютно невпопад почувствовала непреодолимое желание родить сына этому человеку.
“Нет, о Всевышний, не может быть! Не может быть! Он хам, грубиян и невежа. Душа моя принадлежит другому. И тело. И вся я!”
Мотнула головой, желая отделаться от морока.
– Что с вами? – прошептал дюк, вставая.
И от этого шепота будто ток еще не открытого в ту далекую пору электричества пробежал по коже.