Давно я не была так сильно задета. С тех самых пор, как он обозвал меня андрогином. Тем более что он вообще не интересовался, во что я собираюсь наряжаться, потому что был весь поглощен трауром по Милене и охаиванием всего на свете и даже не пошел с нами в центр закупаться для маскарада.
– Кто бы говорил! – огрызнулась я. – Ты на себя посмотри! Не мог хотя бы чистую простыню у Фридочки попросить? И почему ты все время носишь сандалии с носками? Ты же израильтянин!
– Зря ты пытаешься на меня наехать, – пытался Натан сохранять спокойствие. – Я же о тебе забочусь.
– Врешь ты все. Ты не обо мне заботишься, а о том, что твои любимые аборигены о тебе подумают, когда увидят нас вместе.
– И когда это меня волновало, что обо мне думают? – справедливо поинтересовался Натан.
– Да по жизни, – ответила я.
– И это то, что ты обо мне думаешь?
– Да, – не раздумывая ответила я.
– Просто прекрасно, – сказал Натан. – Зачем ты тогда встречаешься с таким примитивом?
– Сама не знаю. С тобой вообще разговаривать невозможно в последнее время, и у тебя все мысли заняты Миленой и тем, как несправедлив этот злобный мир. Вот поэтому тебе и не смешно. И пусть меня засмеет хоть весь Иерусалим и окрестности, не твое дело. Ты мне не папа и не муж, детей я с тобой не крестила, и я свободная женщина и могу одеваться так, как мне взбредет в голову.
– А, не мое? – вскипел Натан. – Ладно, хорошо: не мое так не мое.
И вышел, хлопнув дверью.
Но кусок его простыни застрял в проеме, так что ему пришлось еще раз открыть дверь, вызволить свою тряпку и снова хлопнуть дверью. А во второй раз не так эффектно получилось, злорадно подумала я.
А когда я вышла в Клуб, где все собрались, прежде чем отправиться на общедеревенскую дискотеку в баскетбольном зале, выяснилось, что все девчонки вырядились в непонятночто. То есть понятно, во что, но мне почему-то казалось, что пуримский маскарад существует для воплощения оригинальных идей и интересных образов, тем более что был объявлен конкурс на самый творческий костюм. Однако я ошибалась. Оказалось, что пуримский карнавал существовал для того, чтобы люди наряжались так, как хотели бы наряжаться каждый день, но совесть и скромность им не позволяла. Во всяком случае, в понимании девочек.
Что же касается пацанов, то, судя по всему, они особого значения маскараду не придавали, и даже если кое-кто, как, например, Марк, Никита и Миша из Чебоксар, выкрасили волосы во все цвета радуги и повесили на шеи металлические цепи, а Леонидас и Фукс переоделись в гопников, то есть одолжили у Миши из Чебоксар адидасовские штаны, все они, очевидно, явились на маскарад, исключительно чтобы поглазеть на испанок, танцовщиц, ведьм, ангелов и демонов, а точнее – на парад коротких юбок, облегающих платьев и откровенных декольте.
Только Юра Шульц неожиданно переоделся в буржуя, то есть приобрел позолоченную цепь с подвеской в виде знака доллара, соорудил черный картонный цилиндр и подложил подушку под черную шелковую рубашку, чем очень меня восхитил.
Все это меня покоробило. Может быть, потому, что вместо того, чтобы смотреть на декольте остальных девчонок, все смотрели на меня, хихикали и вертели пальцем у виска.
Я, может быть, прислушалась бы к Натану, не будь он таким противным, и, взглянув на остальных девочек, пошла бы переодеться, но теперь это стало делом принципа, и, в чем была, так и отправилась за всей гурьбой в баскетбольный зал на дискотеку.
На дискотеке вся наша группа делала вид, что они не имеют никакого ко мне отношения, включая даже Алену. А я стояла у стенки в гордом одиночестве и пила фиолетовый виноградный сок, который вкусом даже близко не напоминал виноград, а был похож скорее на подтаявшую приторную конфету, – потому что в таком костюме танцевать было невозможно, даже если бы мне и хотелось танцевать. Но мне все равно не хотелось. Так что я делала вид, что мне на всех плевать, а на самом деле мне опять сильно захотелось в чулан. Этот порыв меня испугал.
От мигающих разноцветных огней закружилась голова, от пущенной завесы дыма защипало в носу, а потом сквозь дымку я увидела, как Алена и Натан выплясывают вместе. То есть не вместе, но рядом, под идиотскую песню “Эйс оф Бейс”. А Алена сняла полицейскую фуражку и нахлобучила на голову Натану. Но ощутила я не ревность и даже не обиду, а опять появилось муторное чувство, будто я этих людей не знаю, будто вижу их впервые, и этот первый раз вполне мог бы оказаться последним, а я ничуть бы не пожалела, потому что грош им цена.
Неожиданно ко мне приблизилась Аннабелла в сопровождении трех израильтян из старших классов, и я даже мимолетно ей обрадовалась, но оказалось, что она хотела, чтобы я подержала ее сумочку, потому что с ней неудобно танцевать.
– Они хорошо вместе смотрятся! – заметила Мэрилин Монро, поправляя сетчатый чулок.
– Кто? – спросила я, перекрикивая музыку.