Идущие

— Почти подобному, — иронично повторил Капитан. — Вот именно — почти. И почему не обидно? Не вижу в подобном варианте съедения ни малейших плюсов.

— Потому что эти дикари, имеющие, впрочем, вполне благородные души, ни за что не заставят себе подобного мучиться, растаскивая по кусочкам наживую. Они сперва его оглушат, а потом аккуратно перережут горло. И миску подставят, чтобы никого не забрызгало.

— Обычаи у них такие. Правила, — вставил второй координатор. — А из крови, натёкшей с горла, они варят похлёбку.

— Молодцы, — сказал Капитан.

— Не испугался, смотри-ка, — огорченно произнёс первый координатор. — И даже бровью не дёрнул. Ты и правда такой закалённый, как все говорят… или тебе просто до лампочки, а, Капитан?

— Я просто знаю, что до кровавого супа дело здесь не дойдёт. Там ведь на Горе наш шаман.

Они, все трое, уставились на нависшие над ямой ветви.

За ямой был лес, а за лесом, его буреломом, наполненными жижей оврагами и звериными тропами, за гнездовищами странных тварей, полянами с ловящими птиц цветами-хищниками и почти сравнявшимися с землей развалинами лежала, точней, возвышалась Гора — сухой, заросший соснами холм. На Горе Курт ждал команды контактной группы, которая как раз сейчас проводила экстренное совещание.

— Бедняга попавший, — сказал Капитан. — Такие нервы.

Первый координатор пожал плечами.

— Он держался вполне достойно. Правильно. Вел себя спокойно и никого не провоцируя. Но это, наверное, поначалу — скоро познает все прелести постшокового синдрома, и вот тогда будут нервы, да ещё какие… Если пустится в анализ, — если вообще сможет рассуждать, потому что для этого дела нужен холодный разум, а не истерия и паника — то додумается до правительственного эксперимента или чего похуже. В девяти из десяти случаев такие бросаются на спасательную службу с кулаками и вопят о гражданских свободах.

— А в одном оставшемся? — полюбопытствовал Капитан.

— Благодарят, валяясь в ногах.

Координатор умолчал о тех, к кому не успели, но Капитан понял.

— Пусть уж лучше с кулаками, чем в виде закоченевшем и неподвижном. А то и обглоданном…

— На самом деле он самый везучий из всех его коллег-неудачников.

— Да. Только Курту с ним приключение…

Строка телетайпа замигала зелёным. Но это был не Курт — автоматическая проверка связи.

— Что с ним сделают, когда выловят? — спросил Капитан.

— По ситуации, — уклончиво ответил координатор. Его приятель поднёс палец к виску, имитируя пистолетное дуло, и нажал на воображаемый курок.

— Пуф!

— Чушь, — проворчал Капитан. — Смысл спасать тогда.

— Ну, в какой-то мере пистолет верен, — возразил первый. — Если принять за ликвидацию один старый добрый укол. Да ты знаешь ведь.

Капитан ничего не ответил. Он знал. И только подумал в очередной раз о том, откуда берётся тот самый амнезий. Он ни разу не слышал и не видел в базе, чтобы амнезий производила относящаяся к Организации фармакологическая лаборатория. Либо такая секретность, что спрятана под кодом рангом выше, либо препарат поступает извне. Из обычного мира или из-за какой-то двери.

— Ну, если он вдруг сам доктор, — продолжил первый координатор, — то, конечно… кхм.

И об этом Капитан тоже подумал. Большинство врачей Организации не были Идущими.

— Могут оставить. И его, и его память, — сказал Капитан.

— Могут предложить остаться, а дальше уж как решит. Но вряд ли этот тип хирург или анестезиолог. Даже просто студент медицинского. Какой-то он хлипкий… тощий… блёклый… офисный планктон, не иначе.

— Студенты тоже бывают тощими, потому что вечно голодные, — сказал второй координатор. — По себе помню — ветром сдувало.

Его друг рассмеялся.

Нга-Лог дышал запахами бора и шёл торопливо, быстро, даже не сбивая острием копья цветочные головки, как всегда делал по дороге к Горе, чтобы не скучать. Перелез под вздыбленными корнями, обошел два болотистых омута, где орали квакши, поплевал через согнутый локоть, прежде чем переходить протоку, — чтобы дух-водянник не уволок на дно — заприметил на тропе кучку свежего лесиного помета и сделал дугу сквозь колючник. В колючнике вляпался в паутину, полную мошкары и каких-то драных мотыльков, и долго брезгливо чистился. Поцарапался о затаившийся куст крюкохвата, зализал ранку, чавкнул ногой в грязи. Снова поторопился.

Внутри он был чист, как восходящий на погребальный костер. Ему не положено, он мужчина — так сделает Нга-Эу, а остальные нга будут сидеть вокруг и смотреть. Пока её третий глаз не закроется навсегда, огонь будет омывать их сознания. Через общую боль нга приблизятся к Светочу.

«Настоящий Светоч — на небе, но он спрятан дымом, несущим дожди, — говаривал родитель родителя. — Наш Светоч — лишь его глаз. Иногда дым рвётся. Тогда Светоч отражается в своём глазу, и тот сияет. Но когда-нибудь настоящий, высший Светоч увидят целиком. Я, конечно, не доживу, не доживёшь и ты, и твой брат, и его и твои маленькие, но это будет праздник, большой праздник, потому что на все племена снизойдет великое благо, которое принесёт спокойствие, мир, сытость и процветание».