Идущие

Они тщетно высматривают буквы на фронтоне или просто вывеску, пытаются заглянуть в окна — окон первого этажа нет, только ниши-обманки, а до второго метра четыре. В здании, должно быть, высокие потолки. Но им внезапно помогает ветер: словно пронзив отчего-то странный дом насквозь, он приносит сухой специфический запах. Немного едкий, как и запах от тряпок на факелах, более крепкий, но совсем другой природы. Не горючая жидкость, масло или смола — спалённая типография, съёжившиеся чернила и краски, съеденная огнем бумага. Запах кажется довольно свежим. Недавним.

Им не приходится придумывать, как проникнуть в здание, — пока Капитан и Курт выясняют, кто кому залезет на плечи и попробует дотянуться до окон, Лучик, заглянув за угол в привычке оберегать покой тех, кто занят изучением чего-то и в силу этого не может среагировать на опасность, обнаруживает в стене большую дыру. Хрустя битым камнем и штукатуркой, она приближается к дыре и рассматривает. Потом зовёт остальных. Уже вместе они вглядываются в прохладный провал, открывающий торчащую из стен арматуру и гнилые доски пола какого-то пустого помещения. Здесь бетона нет. Провал возник позже, чем кто-то заделал главный вход в здание.

Из помещения ведет открытая дверь. Сквозняк катает по запылённому коридору клочки паутины и серые мусорные комки. Коридор выглядит облезлым, пустынным и тихим, уходящим от света пробитой в толстой стене дыры в затхлый, пахнущий бумажным пеплом мрак. Капитан оттирает девушек плечом и включает фонарик прицела.

— Как выскочит оттуда какая-нибудь дрянь…

— А ты ей: «Привет!» — советует младшая.

— Да. Свинцом в морду. Пошли. Смотрите по сторонам.

— Скажешь тоже: по сторонам. Это же коридор, узкий…

Но именно Курт и обнаруживает это первым.

— Поглядите-ка — следы в пыли.

Застывшие, а кое-где смазанные, но из-за толщины грязи и пепла на мраморном полу коридора так похожие на окаменелые оттиски, следы вьются, пересекаются и сливаются. Не кошачьи уже — человеческие. Тех, кто ходит прямо и на двух ногах. У них явно довольно грубая обувь, потому что следы широки, а отпечаток подошв однообразен, но это обувь, какой бы она ни была, это — знание сапожного дела. А то, что было в канале, — знание огнестрельного оружия. Это и правда вполне могут быть знания совсем разных групп людей, думает командир. Но повод быть внимательными от того не отменяется.

Он говорит себе это и тогда, когда пронзённая светом фонариков темнота коридора выводит их в широкий вестибюль. Никого, кроме них, в нём нет, на растрескавшемся бетоне, стёкшем на пол, как оползень, растут бледные от недостатка света лопухи и чахлая трава, сонная тишина сочится с широкой лестницы, ведущей на второй этаж и помещения в нём — но Капитан снова, с холодным спокойствием думает: «Внимательно смотри на то, что ты видишь сейчас, запоминай, делай выводы», потому что поджидавшее их оказывается нехорошим, неприятным, даже пугающим.

Горы пепла, холмики, дюны — сплошь серые хлопья, нагромождённые тут и там, которые пачкают одежду и ботинки. Непрогоревшие корешки книг, углы обугленных обложек, потемневший металл тиснения. Собрано, пригнано в кучи, с чувствующимся подобострастным поклоном поднесено к ногам, как просящие о милости дары. А адресат, равнодушно наклонив безликую голову, взирает с высоты в два человеческих роста — весь скрученный из железных прутьев и листов, соединенных проволокой и прибитых гвоздями, весь ржавый и осыпающийся, но кем-то почитаемый, неизвестный для четырех чужаков, но для кого-то символ и божество. Стальная фигура посреди вестибюля бывшей библиотеки, так непохожая на каменные статуи города. Фигура с мастерски выкованным громадным мечом, указующим на трещину в мраморном полу, которая, змеясь, пропадает под пеплом.

— Вот и ещё один признак того, что в руины кто-то ходит, — тихо произносит Четвёртая. — Мёртвый город, а пользуется спросом. Гм… своеобразным. Что у них тут за жертвенник?

Капитан растирает пепел между пальцами. Железная статуя слепо глядит мимо него лицом без единой черты.

— Тот, кто это сотворил, точно знает толк в своеобразии. Но хватит нам тут бродить. Надо идти за реку. Хотя, после такого… Будьте настороже. Мне заочно не нравятся здешние люди.

***

Человек в сером балахоне не заметил их, пока они не подобрались вплотную.

— Здрасьте, — дружелюбно сказал Курт ему в затылок. — Не подскажете, где здесь переправа?

Последующему воплю позавидовал бы тасманский дьявол. Среди многих достоинств, которые приобретала любая активная группа в процессе хождения между дверьми, было умение передвигаться бесшумно.

Во всяком случае, для людских ушей.

— Ну что ж ты так, — укоряюще сказала Лучик.

— А вот так я.

— Понимаю, что так, но зачем?

— Надо было спросить про бордель. Всё, учту на будущее.