Богдану Ильичу пришлось использовать весь свой дар убеждения. Поначалу старик долго не мог понять, чего хочет от него новый доктор. Услышав слово «заморозка», он решил, что ему хотят удалить зуб и, на секунду открыв рот, сообщил:
— Обе челюсти вставные, рвать нечего.
А когда уяснил суть предложения, искренне возмутился:
— Еще чего! Я тебе не мамонт, чтобы меня замораживать!
Но Жирносек не отставал. Он решил воспользоваться одним обстоятельством, с его точки зрения, имевшим громадное значение. Всю жизнь старик провел в бедности и лишь перед смертью стал обладателем крупного состояния. Но потратить его мог только на лечение и богатые похороны. Заморозка сулила иные, куда более радужные перспективы. Пробудившись и омолодившись, старик мог найти более приятное применение своему богатству.
Богдан Ильич настойчиво долбил в одну точку, ловко заходя с разных сторон, и клиент начал дозревать. Но решающей стала оговорка Жирносека, за которую он даже мысленно успел себя упрекнуть. Богдан Ильич ляпнул насчет похорон, о чем говорить с тяжело больными людьми по врачебной этике категорически запрещено. И тут старик неожиданно запричитал:
— Ой, горе-то какое! У меня же все умерли. И жена, и сынок единственный, и внучка. Друзья, с которыми мы встречались, тоже умерли, я почти всех пережил. А кто еще остался, еле ходят. Кто же меня проводит на тот свет, кто помянет добрым словом? Даже гроб мой будут чужие люди нести. Ладно, давай свою заморозку. Все равно, не жизнь у меня, а сплошные мучения. А вдруг на самом деле лет через пятьсот разбудят?
Так Жирносек заполучил первого клиента. За вторым пришлось ехать к тому домой. Мужчина, тоже достаточно почтенного возраста, страдал болезнью Альцгеймера. Поэтому Богдан Ильич львиную долю времени общался с его безутешными родственниками. Уныние которых, насколько он понял, прежде всего было вызвано тяжелым состоянием больного и его старческими капризами. Например, он категорически отказывался пользоваться услугами сиделки. Недавно мужчина окончательно слег, и этот факт сильно напрягал его прямых наследников. Были они людьми избалованными, холеными, поэтому вынос судна и смена подгузников как-то не вошли в число их любимых занятий. Жирносек тут же родню припугнул:
— Болезнь Альцгеймера иногда затягивается лет на десять, человек медленно угасает, постепенно теряя память и рассудок. Сейчас у больного еще хватает соображения попросить судно, но очень скоро он начнет ходить под себя. Кроме того, он перестанет самостоятельно есть, придется кормить его с ложечки. Да вы сами почитайте в Интернете об этой жуткой болезни, а то подумаете, будто я вас пугаю. Ничего подобного. Иногда больные вытворяют такое, что волосы дыбом встают. Так что вам имеет смысл морально подготовиться. Или выслушать мое предложение.
Родственники предпочли моральную подготовку оставить до лучших времен и с нетерпением уставились на Жирносека. Богдан Ильич не стал расписывать прелести жизни человека, очнувшегося после заморозки. Зачем, если окружившие его люди имели все здесь и сейчас. Включая нормальное здоровье. Он рассказал несколько реальных историй людей, страдавших болезнью Альцгеймера. О том, как один страдалец, оставленный без присмотра, случайно нашел зажигалку и устроил пожар. А другой ни с того, ни с сего ударил ножом ухаживавшую за ним жену. Третий же вдруг потребовал нотариуса и полностью изменил завещание, отписав все наследство своей школьной любви. Даже вспомнил ее фамилию, что, впрочем, не сильно удивительно. При такой форме заболевания люди напрочь забывают о дне сегодняшнем, но хранят память о событиях давно ушедших лет.
— Но вы не волнуйтесь, — успокоил слушателей Богдан Ильич. — Я говорил о людях, которые еще могли ходить. Кроме того, в вашем случае хорошие адвокаты попытаются доказать, что завещание продиктовано не совсем дееспособным человеком, и вернут наследникам хотя бы часть денег. А насчет жены вообще нечего зацикливаться. Наверное, человек вспомнил старые обиды, вот и пустил в ход столовый прибор.
Утешения Жирносека подействовали слабо. Родственники зашушукались и бросили на амбразуру самого достойного из своих рядов, младшего брата болящего. Тот двинул речь, проникнутую заботой об интересах больного, однако скрытый подтекст говорил совсем о другом. Родственникам совсем не хотелось убирать за человеком, если он начнет ходить под себя, кормить его с ложечки и после таких мучений лишаться права на наследство. Идея немедленной заморозки им нравилась куда больше.
— Тогда поговорите с ним, — предложил Жирносек.
— Мы думали, что вы, доктор, сделаете это сами.
— Многое зависит от течения заболевания и характера пациента. Некоторые смотрят на врача, как на бога, и слепо выполняют любые требования. Другие, наоборот, склонны винить медиков в неумении вылечить недуг. Они воспринимают врачебные рекомендации в штыки. К какому типу относится ваш родственник? Только честно, иначе можно все испортить? — требовательно спросил Богдан Ильич.
— У него по-разному бывает, в зависимости от настроения.