Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

«Одна из опасностей, таящихся в пребывании при дворе, – пишет Санчес, – разучиться работать и думать»[641]. Эти взгляды, конечно, опираются на общеевропейскую традицию критического отношения ко двору как месту, где трудно сохранить добродетель и где царствует порок. Похожий образ двора можно найти во многих сочинениях века Просвещения, в том числе и в упомянутой выше книге аббата Бельгарда, которая была известна в России[642]. Эти идеи проникли и в дворянские круги[643]. Успех педагогических идей Руссо в России связан, без сомнения, и с критическим отношением ко двору. Возможно, не случайно в воспитательных планах, составленных самими родителями, можно иногда встретить предложения, которые звучат как ответ на критику, которая раздавалась и со стороны литераторов и журналистов, в том числе дворянских (Сумароков, Фонвизин, позже Шишков, Карамзин и Глинка), и со стороны воспитателей и советчиков аристократов.

<p>Рецепция новых идей для дворянского воспитания</p>

Как показывают упомянутые примеры Разумовских и Строгановых, новые идеи и критика традиционных подходов к воспитанию дворянских детей находили понимание в некоторых семьях высшего дворянства. Если в этих семьях экспериментируют с воспитанием, совершают своего рода анти-Гран Тур, пытаются построить дружеские отношения между воспитанником, воспитателем и родителями, то именно потому, что в них открыты новым идеям. Эта открытость объясняется в какой-то степени тем, что эти семьи ориентированы на европеизацию и новые веяния в воспитании для них представляют тем больший интерес, что они стремятся воспитать своих детей как европейских аристократов. Открытость новым идеям имела, однако, свои границы: в отношении набора предметов бывали, как мы видели, разногласия между родителями и гувернерами.

Я приведу два примера, в чем-то полярных. Речь пойдет о семьях кн. Голицыных и кн. Барятинских. В первом случае речь идет о детях княгини Натальи Петровны Голицыной (1744–1837) и кн. Владимира Борисовича Голицына (1731–1798). Нам сравнительно мало известно о князе Голицыне, но мы знаем немало о его супруге, урожденной гр. Чернышевой, дочери известного дипломата, которая провела в юности немало времени за границей вместе со своими родителями. Н. П. Голицына была хорошо принята при версальском дворе и жила в Англии. Речь идет о женщине, имевшей опыт поездок по Европе и знавшей обычаи дворянства некоторых западноевропейских стран. Семья обладала значительным состоянием. Кн. Иван Иванович Барятинский (1772–1825) был наследником другой богатейшей и родовитой русской семьи. Он получил домашнее воспитание, совершил образовательное путешествие, хотя и не очень длинное, если мы сравним его с образовательным путешествием детей Н. П. Голицыной, которые провели за границей в общей сложности около 10 лет. Барятинский отправился за границу со своей матерью в июле 1789 года, когда ему было уже 17 лет, учился в Лейпциге, а позже в Женеве, вероятно в Женевской академии, и некоторое время путешествовал по Италии, по всей видимости до осени 1792 года[644]. Дипломат и агроном, англоман, он женился первым браком на Фрэнсис Мэри Деттон, дочери лорда Шерборна. Барятинский принадлежит к тому же поколению, что и дети Н. П. Голицыной, и получил во многом похожее образование (сначала домашнее, затем учеба в Западной Европе). Андреас Шенле не исключает, что он смог побывать в Париже во время Французской революции. Как и кн. Борис и Дмитрий Голицыны, Барятинский наблюдал за событиями во Франции с живым интересом. Мы увидим, что образовательные идеалы кн. Н. П. Голицыной и кн. И. И. Барятинского во многом расходятся, и эти расхождения можно, вероятно, связать с разницей поколений и сменой эпох, хотя вряд ли здесь можно выстроить четкое соответствие. Кроме того, педагогические взгляды княгини известны нам по переписке с ее детьми и их воспитателями, а последние имели большое влияние на самые разные стороны воспитания детей в этой семье.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология