«Одна из опасностей, таящихся в пребывании при дворе, – пишет Санчес, – разучиться работать и думать»[641]. Эти взгляды, конечно, опираются на общеевропейскую традицию критического отношения ко двору как месту, где трудно сохранить добродетель и где царствует порок. Похожий образ двора можно найти во многих сочинениях века Просвещения, в том числе и в упомянутой выше книге аббата Бельгарда, которая была известна в России[642]. Эти идеи проникли и в дворянские круги[643]. Успех педагогических идей Руссо в России связан, без сомнения, и с критическим отношением ко двору. Возможно, не случайно в воспитательных планах, составленных самими родителями, можно иногда встретить предложения, которые звучат как ответ на критику, которая раздавалась и со стороны литераторов и журналистов, в том числе дворянских (Сумароков, Фонвизин, позже Шишков, Карамзин и Глинка), и со стороны воспитателей и советчиков аристократов.
Рецепция новых идей для дворянского воспитания
Как показывают упомянутые примеры Разумовских и Строгановых, новые идеи и критика традиционных подходов к воспитанию дворянских детей находили понимание в некоторых семьях высшего дворянства. Если в этих семьях экспериментируют с воспитанием, совершают своего рода анти-Гран Тур, пытаются построить дружеские отношения между воспитанником, воспитателем и родителями, то именно потому, что в них открыты новым идеям. Эта открытость объясняется в какой-то степени тем, что эти семьи ориентированы на европеизацию и новые веяния в воспитании для них представляют тем больший интерес, что они стремятся воспитать своих детей как европейских аристократов. Открытость новым идеям имела, однако, свои границы: в отношении набора предметов бывали, как мы видели, разногласия между родителями и гувернерами.
Я приведу два примера, в чем-то полярных. Речь пойдет о семьях кн. Голицыных и кн. Барятинских. В первом случае речь идет о детях княгини Натальи Петровны Голицыной (1744–1837) и кн. Владимира Борисовича Голицына (1731–1798). Нам сравнительно мало известно о князе Голицыне, но мы знаем немало о его супруге, урожденной гр. Чернышевой, дочери известного дипломата, которая провела в юности немало времени за границей вместе со своими родителями. Н. П. Голицына была хорошо принята при версальском дворе и жила в Англии. Речь идет о женщине, имевшей опыт поездок по Европе и знавшей обычаи дворянства некоторых западноевропейских стран. Семья обладала значительным состоянием. Кн. Иван Иванович Барятинский (1772–1825) был наследником другой богатейшей и родовитой русской семьи. Он получил домашнее воспитание, совершил образовательное путешествие, хотя и не очень длинное, если мы сравним его с образовательным путешествием детей Н. П. Голицыной, которые провели за границей в общей сложности около 10 лет. Барятинский отправился за границу со своей матерью в июле 1789 года, когда ему было уже 17 лет, учился в Лейпциге, а позже в Женеве, вероятно в Женевской академии, и некоторое время путешествовал по Италии, по всей видимости до осени 1792 года[644]. Дипломат и агроном, англоман, он женился первым браком на Фрэнсис Мэри Деттон, дочери лорда Шерборна. Барятинский принадлежит к тому же поколению, что и дети Н. П. Голицыной, и получил во многом похожее образование (сначала домашнее, затем учеба в Западной Европе). Андреас Шенле не исключает, что он смог побывать в Париже во время Французской революции. Как и кн. Борис и Дмитрий Голицыны, Барятинский наблюдал за событиями во Франции с живым интересом. Мы увидим, что образовательные идеалы кн. Н. П. Голицыной и кн. И. И. Барятинского во многом расходятся, и эти расхождения можно, вероятно, связать с разницей поколений и сменой эпох, хотя вряд ли здесь можно выстроить четкое соответствие. Кроме того, педагогические взгляды княгини известны нам по переписке с ее детьми и их воспитателями, а последние имели большое влияние на самые разные стороны воспитания детей в этой семье.