Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

Санчес советовал гр. Разумовскому, чтобы его сын каждый год путешествовал по одной губернии России в сопровождении друга или хорошо образованного человека. Природа, сельское хозяйство, индустрия, народные обычаи должны были стать объектом наблюдения молодого человека[595]. В другом месте своего плана Санчес пишет, что русский аристократ должен «прекрасно знать основания этой Империи, нужно знать ее политическое и гражданское устройство, ее экономическое состояние, то есть ее законы, ее традиции и обычаи»[596]. Интересно, что в плане, написанном, вероятно, десятью годами раньше для гр. Воронцова, Санчес еще писал о классическом Grand Tour по странам Западной Европы, не упоминая путешествие по России[597]. В 1760 году Роман Воронцов отправляет в тур по России своего младшего сына – Семена Романовича Воронцова, который путешествует около года и переписывается со своим отцом по-русски, а старший сын Воронцова, Александр, совершает с 1756 году тур по Европе[598]. Это касается и родного языка. Йохель почти с возмущением пишет о том, что видел русских дворян, которые хвастались тем, что плохо говорят на своем родном языке[599]. Жильбер Ромм считает необходимым хорошее владение родным языком, которое должно «предшествовать методичному изучению наук»[600], в то время как в воспитании дворянина в России иностранные языки играли несоизмеримо бóльшую роль, чем родной, которому долгое время не обучали ни в семьях, ни в главных дворянских учебных заведениях империи[601]. Санчес настаивает на том, что молодой дворянин должен уметь правильно писать на родном языке. Более того, желательно, чтобы он знал церковнославянский язык, чтобы «писать правильнее и понимать [православные] церковные книги»[602]. Эта забота о родном языке ученика – несколько парадоксальная с учетом традиционных представлений об иностранных воспитателях российского дворянства, – вероятно, отражает взгляды, распространенные в Западной Европе (в частности, во Франции и в Англии) еще с XVII века[603].

Отчасти оппозицию установившимся формам воспитания и общения в аристократическом обществе можно объяснить влиянием Руссо, особенно сильным в кругу гувернеров, близких к Жильберу Ромму. Пьер-Иньяс Жонес-Спонвиль (Jaunez-Sponville), известный под именем Жам (James), бывший гувернером в семье гр. Алексея Кирилловича Разумовского, критически относится к традиционной в этой среде системе наказаний[604], и в этом он следует советам Руссо. Наказания постоянно использовала гувернантка, занимавшаяся воспитанием юного Разумовского до Жама. Критическое отношение к наказаниям в это время разделяют многие: Екатерина II считает, что не на наказаниях, а на привитии ученику заинтересованности в изучаемом предмете должно строиться воспитание, хотя просвещенный Лагарп в этом отношении оказывается адептом традиционных методов[605]. Жам использует другое средство – он сближается с учеником и вызывает искреннюю любовь и привязанность у своего подопечного, воздействуя на его чувства, а не давя на него своим авторитетом и властью, он стремится стать другом своего воспитанника[606], так же как и Ромм пытается выстроить со своим учеником дружеские отношения[607]. Йохель советует родителям вызвать дружбу у их детей[608].

Ромм критикует стиль и содержание общения в аристократических кругах. Он пишет о лести, ласках, нескромных вопросах, которые задают в салоне молодому человеку и от которых его следует оградить. Кажется, что Ромм напрямую руководствуется словами Руссо, опасавшегося восторгов, которые вызывает детский лепет за столом взрослых[609]. Демишель видит в «обществе», под которым, как можно предположить, он понимает высшее общество, источник опасностей для морального воспитания ребенка. Не случайно он хочет привить своему ученику осмотрительность в отношении высшего общества[610]. Жам также избегает со своим учеником великосветские собрания. При дворе на манеру воспитания Роммом Павла Строганова смотрят как на странное затворничество и порицают ее, ведь молодому аристократу нужно общаться в благородном обществе, чтобы усвоить такое важное качество, как легкость обращения. Даже влияние семьи расценивается некоторыми из этих гувернеров как вредное, не случайно Демишель стремится как можно быстрее покинуть со своим учеником дом его родителей, где все, по его мнению, препятствует здоровому моральному и физическому воспитанию ребенка[611]. Молодой А. С. Строганов высказывает похожие мысли в своем «Письме другу о путешествиях», написанных, вероятно, не без влияния его гувернера, Антуана[612].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология