В этих планах «легкие» предметы противопоставлены «основательным», что напоминает оппозицию культуры буржуа придворной культуре в Германии в ту эпоху: первая представляется как глубокая, откровенная, прямолинейная, вторая легкомысленна, поверхностна, лицемерна[631]. В то же время, как отмечает Александр Чудинов, программа Ромма также соответствует рекомендациям Руссо, который видел в чтении классиков источник нравственного воспитания, а геометрию считал необходимой наукой[632]. Естественная история полезна, согласно Ромму, не только тем, что в своем практическом варианте – наблюдении за природой во время путешествий – она позволяет закалить тело и сделать ребенка более выносливым, но и потому, что, в отличие от светского общества, развращающего душу молодого человека, она «оставляет душу в незапятнанной чистоте»[633]. Для ребенка, считал Руссо, полезны отношения с природой, но не с человеком, ведь человек по своей натуре есть существо несоциальное[634].
Санчес делает в своем плане особый акцент на необходимости получения «полезного» образования. Предметы, которые будет изучать молодой дворянин, должны соответствовать роду занятий, который ждет его в будущем, таким образом Санчес выступает за четкую ориентацию на потребности службы, что, по его мнению, не делается в воспитании детей высшего дворянства в России. Он предлагает большой список точных дисциплин, которые должен изучать будущий военный, что показывает желание сделать из дворянина специалиста в соответствующей профессии. Но он также ратует за практическое образование, которое противопоставляется отвлеченному изучению дисциплин российским дворянством: после «часа или двух» утром в кабинете с инженером молодой человек должен провести вторую половину дня в практических упражнениях. В сопровождении инженера он должен обследовать какую-нибудь крепость в Петербурге или другом городе, где ему покажут в деталях военные укрепления; в другой день в инженерной части он будет смотреть модели крепостей, планы военных лагерей и понтонов; он должен присутствовать на стрельбищах и научиться заряжать пушки, бомбы и т. д.; наблюдать, как одевают и как кормят солдат…[635] Также и для будущих судей и дипломатов нужно не только знать мораль, естественное, гражданское и политическое право, но и изучить их, насколько это возможно, наблюдая за судейской практикой, от начала до конца процесса. Делать это нужно в сопровождении человека, который имел опыт службы при суде или посольстве[636]. Интересно, что эти представители буржуазии распространяют требование профессиональной подготовки дворянства даже на женщин, которым следует готовиться к ведению домашнего хозяйства. Йохель рекомендует обучать девочек разбираться с денежными счетами, в то время как женщины благородного сословия в России, пишет он, скорее предпочтут разориться, чем станут просматривать счета[637].
Это образование, ориентированное на конкретную профессию, противопоставляется образованию придворного, которое может произвести только галантного человека, способного служить при дворе[638]. Такое образование вызывает сарказм у Санчеса: «Бедные отцы, не знающие в чем состоит воспитание, восхищаются обезьяньими кривляниями и реверансами их чада, которые сопровождаются потоками речи, которые ученик понимает так же мало, как и его отец»[639]. Сам образ жизни придворного кажется этим воспитателям абсурдным:
Я не могу видеть, ни помыслить без дрожи, – пишет Санчес, – что молодой русский вельможа будет ложиться спать в полночь или в два часа ночи, вставать в 10 или 11 часов утра, что его волосы будут завивать в течение часа, а иногда и двух, в то время как он будет читать какую-нибудь модную книгу, такие как романы […], что он будет садиться за стол, а выйдя из‐за стола поедет в театр, на бал, в дамские салоны, или поедет играть, либо к дамам, либо еще к профессиональным игрокам, и что он будет возвращаться домой за полночь[640].