Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века

Вторым по значимости полюсом притяжения становится Франция, прежде всего благодаря морским портам на средиземноморском и на атлантическом побережье и, разумеется, Парижу, в котором нельзя не побывать, но в котором нельзя и надолго задерживаться (ограничиваясь порой несколькими неделями), поскольку молодые люди подвергаются в этом городе разного рода опасностям. Не говоря уже о необходимости изучения языка, которая служит принципиально важной мотивацией, Франция остается в первую очередь страной развитых форм социабельности и влиятельных интеллектуальных кружков и салонов: по этой причине даже случайная встреча путешественника с аббатом Рейналем, Мерсье или Вольтером делается в дальнейшем предметом частых многозначительных рассказов, почти так же, как если бы дело шло о каком-либо герцоге или кардинале; равным образом применительно к Италии предметом хвастовства может становиться интерес, который рассказчик вызвал у какого-нибудь римского художника вроде Геккерта или, например, у болонского кардинала Буонкомпаньо. Хотя эта итало-французская ось по-прежнему играет ведущую роль, она все чаще дополняется третьим полюсом, которым становится тур по Англии, – хотя пребывание в Лондоне, вообще говоря, сопряжено с такими же нежелательными обстоятельствами, что и жизнь в Париже. Возрастающая притягательность британского мира для русских аристократов обусловлена несколькими факторами, которые прямо упоминаются во многих тогдашних письмах: это тамошние правительственные учреждения, промышленность, жизнь дворянства в поместьях, его аграрные и экономические практики. Это дворянство привлекает русских своим повседневным бытом, будто бы доступным и простым в сравнении с французскими салонами и двором, который, судя по письменным свидетельствам, был гораздо более закрытым[1226] и где могли себя непринужденно чувствовать лишь немногие счастливцы, да и то благодаря рекомендательным письмам от влиятельных лиц (такими письмами Дмитрий Михайлович Голицын снабдил своих племянников, Наталия Петровна Голицына – своих сыновей…). К этим трем основным странам добавляются Швейцария, оцениваемая очень высоко, Голландия и, все чаще, Южные Нидерланды (Брюссель, крайне модный Спа): они перестают быть только пунктом транзита, превращаясь в самостоятельный туристический объект. Более скромно в этом отношении выглядят германские государства и Австрия (включая Венгрию, Прагу и т. д.). Впрочем, Берлин, не говоря уже о Вене, всегда заслуживает того, чтобы погостить у русского посла; кроме того, германские дворы ценят за то, что они более доступны, чем, например, Версаль. Испанию и Португалию, Данию и Швецию по-прежнему посещают лишь в исключительных случаях, но все же их появление в списке посещаемых стран – к примеру, после восстановления в начале 1760‐х годов дипломатических отношений между Россией и Испанией – не выглядит чем-то необычным, по крайней мере в теории.

Итак, в целом составляется очень большой тур по Европе, сравнимый, быть может, с аналогичными путешествиями немцев, пруссаков, австрийцев, шведов, но более протяженный, систематичный и амбициозный. Географическое положение России, без сомнения, побуждает путешественников к очень широкому охвату стран и городов: им ведь приходится пересекать всю Европу, а это само по себе увеличивает число самостоятельных целей посещения. Одновременно растет и тематическое разнообразие: молодые русские в конце XVIII века призваны открывать для себя такую Европу, которая, по-видимому, представлена – по меньшей мере потенциально – во всей ее мыслимой широте и богатстве. Можно сказать, что русские аристократы стремятся показать своим детям всю Европу, всю европейскую цивилизацию.

Длительность путешествия как такового могла составлять от полутора до трех лет, а иногда и больше; сложившаяся норма тяготеет к двум – двум с половиной годам. Почти всегда путешествие сочетали с пребыванием в престижном университете или школе, которое чаще всего продолжалось два-три года, в редких случаях дольше. Иногда гости из России учились в нескольких учебных заведениях, но смена университета обычно была обусловлена случайностями, подстерегавшими их уже на месте: русские за границей еще не чувствовали себя настолько свободно, чтобы заранее планировать образование в нескольких учебных заведениях. В то же время ничто не мешало молодым людям продолжать слушать учебные курсы или брать уроки в любом европейском городе, через который пролегал маршрут их путешествия; во всяком случае, это относилось к тем областям знания, которые носили практический характер и вместе с тем считались полезными для дворянина, – как, скажем, живые языки (в первую очередь французский и немецкий, иногда английский и итальянский: их часто учили и совершенствовали «на месте», в естественной среде), фехтование, верховая езда, геральдика… Такие остановки могли доводить общий срок пребывания за границей примерно до пяти лет, а иногда оно затягивалось еще больше.