Язык птиц

Вот, Фани, заложил ты строенье на диво
И поведал про птичьи реченья на диво.

Но пророк Сулейман первый понял дорогу,
Что ведет к птичьей речи и птичьему слогу.

От него перенявший ту мудрость Асаф
Никому не вручил сей потайный устав.[243]

3275 И от них то уменье другим не досталось,
Не досталось — не знали и самую малость!

Долго — тысячи лет небосвод быстроходный
Круг за кругом стезею свершал очередной,

И прекрасная птица явила свой лик,
Скор полет ее, скоры и ум и язык.

То—предвечная птица над Кафом парила,
Ей всептичий язык отрешенье открыло.[244]

То — вершина величия, столп совершенства,
Светоч истины, в сердце зажегший главенство,

3280 Дух, провидящий в истине благостный свет,
Мудрецам даровавший великий завет.

Это чудо мужей постиженья недаром
На торгах просвещения звали Аттаром.

И когда он запел в кущах сада земного,
В поучение птицам звучало то слово.

В птичьей речи он славен был знаньем таким,
Что Асаф с Сулейманом померкнут пред ним.

Хоть и знали они птичьи речи на деле,
Но другим передать этих благ не сумели.

3285 А когда бог ему дар реченья поведал,
«Речи птиц» миру он в откровенье поведал.

Сих речений язык до конца он постиг,
Изложение таинств творца он постиг.

И, реченья творя до конца от начала,
Он сокровищ бесценных рассыпал немало.

Он карманы времен понабил жемчугами,
Люди века его наслаждались плодами.

Был дарован сокровищем тем талисман,
Даже каждому нищему жемчуг был дан.

3290 Словно солнце узор его, не было краше,
Как Джемшид, извлекал он напевы из чаши.[245]

Каждый жаждущий пил тот нектар то и дело,
И от сладости речь его словно немела.

Птичьей речью слова научил он слагать, —
С попугаем сравнялись простые и знать.

Люди речи персидской словам его вняли
- И постигли слова в их сокрытом начале.

Только люди из тюркского рода простого,
У которых понятливость очень толкова,

3295 Пребывали лишенными всех этих благ,
Сути птичьих речей не внимая никак.[246]

Птицы ведомы всюду, где род человечий,
Но открыты не всем тайны птичьих наречий.

Я же в лавках Аттара смиренным обетом
Брал и сласти и сахар зимою и летом.[247]

В этих лавках я был попугаю под стать:
Мне дано было сахар легко разгрызать.

Птичьей речью ко мне обращался он с зовом,
Отвечал я ему попугаевым словом.

3300 В мое сердце с высот всеблагого предела
Птица духа его пресвятого слетела.

Научил он вникать в птичьи речи меня,
Сделал он знатоком тех наречий меня.

И когда в тех наречьях стал сведущ мой разум,
Тюркской речью повел я рассказ за рассказом.[248]

Пел я песни по-тюркски — напевом певучим,
Опьяняясь, как птица, своим же созвучьем.

Не простою я птицею пел — соловьем,
Сотни стонов неслись в каждом ладе моем.

3305 Пел я песни, стеная от страсти по розе,
И стонал я, рыдая от страсти по розе.

Я — такой соловей, что средь тысяч рыданий
Пел дастан, преисполненный звучных стенаний.

Оглашал я пьянящею песней цветник,
И напев мой такого звучанья достиг,

Что ему даже птицы, кричащие прытко,
Не содеят ни стоном, ни криком убытка.

Духом шейха дана мне подмога-награда —
Соловьиный напев неизбывного лада.[249]

3310 Кто такое сравнение примет в расчет,
С птицей Кикнус он сходство большое найдет.[250]