Яшмовая трость

Мы не можем закончить эту краткую характеристику Ренье, не сформулировав одной важной черты, которая не столько дополняет сказанное ранее, сколько резюмирует его по-иному. Вернемся к тому, с чего мы начали, к тому, в чем сам Ренье видит главную прелесть и главное назначение своего творчества: к его способности служить приятным развлечением, к его занимательности. Действительно, в «скуке» уж никак не упрекнет Ренье никто, ни самый неподготовленный, ни самый пресыщенный из его читателей. Но победа над скукой — не столь уже маловажная заслуга писателя. Слова Вольтера: «Все жанры хороши, кроме скучного» — можно толковать в более тонком смысле, чем какой, быть может, влагал в них сам автор их, мыслитель фривольного XVIII века. Скука в искусстве, если она не рождается от лени ума понять нечто глубокое и сложное, всегда означает либо внутреннюю скудость произведения, либо основной дефект в художественной манере. Практически «скука» обычно сводится к ощущению наивной и плоской прямолинейности, которая у больших мастеров всегда преодолевается совмещением противоположностей в некоем единстве. С этой точки зрения все творчество Ренье сплошь антитетично. Субъективность мироощущения — и четкая объективность образов и стиля, меланхолический пессимизм — и ласковая влюбленность в жизнь, дыхание прошлого — и живая форма настоящего, сладкая беспечность чувств — и веяние трагического рока, уход в мир иллюзий — и цепкий, органический реализм, какая-то застылость вещей и явлений (как мало в романах Ренье внешней динамики!) — и непрерывная, гибкая внутренняя их жизнь, любовь ко всему неуловимому, неопределимому — и беспримерная четкость рисунка. Показать, как все эти противоречия сочетаются в единый синтез, было задачей нашего этюда...

Как же в конце концов определим мы в одном слове Ренье как рассказчика и романиста? Каким из многочисленных «измов» заключим мы его характеристику? Эстетизм? Несомненно, отчасти да; но мы видели, что этот термин лишь частично покрывает собою творчество Ренье. Реализм? Бесспорно; но это значит сказать очень мало, поскольку всякий подлинно большой писатель есть, в том или ином смысле слова, реалист. Историзм? Менее всего, потому что прошлое для Ренье всегда живет в настоящем, и задачи археологии ему коренным образом чужды. Психологизм? Отчасти, в очень ограниченном и условном смысле; ибо Ренье в переживании интересует не процесс его во всей реальной его полноте, но лишь какие-то основные выразительные линии его, скорее форма и результат, чем ткань процесса. Если уж искать для Ренье какого-нибудь краткого определяющего имени, то, скорее всего, пожалуй, можно его назвать неоклассиком. Своим обращением с художественным словом, своей ясностью и чистотою композиции, своей влюбленностью в живые, телесные образы и формы, своим неизменным вкусом, своим отрешенным от авторской личности объективизмом, наконец своим взглядом на искусство как на прекрасную игру чувств и воображения Ренье возрождает основные и лучшие традиции классицизма, сочетая их подобно тому, как это делали неоклассики Пушкин или Гете, с живым ощущением действительности. И в этой светлой и нежной радости искусства — главная причина его обаяния.

1925 г.

А. Смирнов 

ВСТРЕЧИ ГОСПОДИНА ДЕ РЕНЬЕ

1

Судьба иностранного писателя в России — тема почти всегда увлекательная, а по неожиданным поворотам и головоломным ситуациям не уступающая порой хорошему детективу. «Чумной город» прочно забытого поэта Джона Вильсона, под пером Пушкина превратившийся в русский «Пир во время чумы»; всеобщее увлечение Гейне в шестидесятых годах прошлого века; наконец зачитанные томики Ремарка и Хемингуэя тоже в шестидесятых, но уже века нынешнего — яркое тому свидетельство. Разобраться в причинах популярности или, наоборот, провала того или иного писателя — дело не из легких. Рискну предположить, что главную роль здесь играет не здравая логика, не взвешенная оценка художественных достоинств и даже не эстетическая конъюнктура, а некое шестое чувство, никем до сих пор не описанное. Вот и разводят руками западные слависты, в сотый раз останавливаясь в недоумении перед «загадочной русской душой»: чем, например, объяснить бешеный успех книг Айрис Мэрдок или Артура Хейли, которого и у себя-то на родине мало кто знает?