Яркий Миг

– Многое потерял. Каждому, без сомнения, абсолютно каждому в этом мире стоит хоть раз увидеть Артемизу. Город вечного лета. Поверь мне, писатель, всего лишь раз увидев покрытые цветущими виноградниками склоны величественных гор востока, озаренные лучами оранжевого солнца, лишь раз ощутив на себе прикосновения ветра, принесенного с океана, соленого, преисполненного духом свободы и величия, ты уже не сможешь забыть этот город. Мы, саббатийцы, кочевой народ. Здесь, в Селении, люди говорят, что мы бродяги и что у нас нет дома. Но это ведь не так, и те, кто поумнее, знают, что нашим домом всегда был и будет Красный город. В самом сердце Саббата, в объятиях Красных гор этот город ждет каждого из нас, и когда приходит время, когда годы начинают брать свое, и уже не остается сил путешествовать по миру, мы остаемся там: растим детей, делимся опытом с теми, кому только предстоит ступить на эти пыльные дороги мира. Но вот что я скажу тебе, писатель, пусть это и будем звучать кощунственно для многих моих собратьев, мой истинный дом всегда был и будет в Артемизе. Только там живет мое сердце. И я ничего не могу с этим поделать. Да простят меня вожди первых таборов и наш мудрый Бог, владыка кровных уз, но, когда придет мое время, я останусь в Артемизе и обрету покой только там, и нигде больше.

– Наверное, этот город действительно того стоит, – учтиво сказал я. – Надеюсь, и мне доведется его когда-нибудь увидеть.

– Так зачем откладывать?! – воскликнул Джанко, всплеснув руками. – Мы отправляемся туда прямо сейчас. Будем в Артемизе к концу гексала. Ты нравишься Ромулу, и он согласится взять тебя с собой. Здесь у вас, в Селении, даже весной дуют холодные ветра, и серость дней удручает, вытягивает радость из наших теплолюбивых сердец. И чтобы совсем не зачахнуть, мы регулярно отправляемся за лучиком солнца туда, где лето не кончается никогда.

Я лишь ухмыльнулся в ответ и отпил еще вина.

– Чего смеешься, писатель? Думаешь, я шучу над тобой?

– Нет, не в этом дело. Просто я сам родом с севера и когда-то думал так о Селении. Мне казалось, что лето длится здесь бесконечно и никакой зимы нет вовсе.

– Северянин, – Джанко рассмеялся. – Ну, конечно. Мне следовало раньше догадаться. Однако, писатель, вечное лето – далеко не единственный повод побывать в Артемизе.

– Верю, и очень ценю твое предложение, но боюсь, что не смогу принять его сейчас. Слишком много всего нужно сделать, - я глянул на свой браслет, и в груди кольнула игла печали. - Тот груз, что я несу с собой и в себе не нужен Артемизе. Мне хотелось бы приехать в этот город с легким сердцем и свободными мыслями, ничем не обремененным.

Он проследил за моим взглядом и, кажется, всё понял. Но сказал лишь:

– Надеюсь, брат мой, так оно и будет однажды.

– Я тоже.

После этих слов, как это часто с ним бывало в моменты наших бесед, Джанко закрыл глаза и, сгорбившись над гитарой, стал подбирать аккорды на только что пришедший к нему в голову мотив, при том, принявшись неразборчиво напевать себе под нос еще не сформировавшиеся слова к рождающейся на моих глазах песне. Я никогда не прерывал и не мешал ему в такие минуты, ведь слишком часто замечал подобное за Тессе прежде, когда она вдруг бросалась к своему инструменту, обуреваемая неожиданно нахлынувшим вдохновением в надежде положить начало сотворению чего-то нового. Иногда, после пары попыток она откладывала гитару и с легкой печалью произносила: «Ушло». Но бывало и так, что ей удавалось схватить свою идею за хвост, и тогда на свет рождался очередной шедевр. У нас, писателей, все происходит иначе. Мы много думаем, вертим в голове сюжеты и так, и эдак, но беремся за перо лишь когда понимаем, что готовы, что нам есть что предложить пустому белому листу. Музыканты же совсем иное дело, они живут во власти музы, в плену эмоций и чувств, и неожиданный порыв творить может застигнуть их в любом месте, а катализатором ему может стать практически всё, что угодно. В какой-то степени я, исключительно по-доброму, но завидовал подобным порывам и той легкости, с которой им удавалось вдруг поймать сам момент сотворения, не осмысливать его, а просто ощутить и поддаться легкокрылой музе.