О, сколько же я времени провел в этой библиотеке, как в самом настоящем раю. Сколько удивительных книг я здесь прочел, сидя в том удобном кресле, силуэт которого едва угадывался в углу. Дождь в Виоленте – явление частое и для его жителей вполне обыденное, а звук барабанящих по стеклу капель дождя стал неизменным аккомпанементом в этих моих чтениях. И я непременно вспоминал его, когда вспоминал свои впечатления от прочитанной в этом зале книги. Все вместе эти воспоминания сливались в нечто невероятное, столь теплое и родное моему сердцу, что в груди снова защемило от мысли, что сейчас я пытаюсь тайком покинуть этот дом и, возможно, никогда уже не усядусь в том самом кресле с толстым томиков в руках и под звуки дождя не погружусь в удивительный мир очередной книги, возможно, столь редкой, что найти ее где-то еще, кроме этой библиотеки, мне не представится никогда.
Я буквально разрывался на части. Одна сторона меня твердила, что нужно скорее бежать, что в этом доме присутствует что-то очень плохое и медлить никак нельзя. Другая часть меня, погрузившись в воспоминания, не могла и не хотела верить в то, что происходит здесь, наяву. Слишком близок мне был этот дом, слишком дорога наша с Морисом дружба. Я не мог так просто от этого отречься.
Предусмотрительно закрыв за собой дверь, мы добрались до большого панорамного окна, за которым сиял своими электрическими огнями спящий Виолент. Дождь давно закончился, и ясная погода позволяла разглядеть отсюда весь город. Будь ситуация иной, я бы непременно позволил себе полюбоваться зрелищем, пусть и видел его уже не раз.
Ника потянулась к ручке стеклянной двери, ведущей на балкон, и Яркий тут же глухо зарычал, но прежде, чем я успел что-то сделать, Ника открыла дверь, и тут же по дому пронесся вопль.
Пытаться описать услышанное – дурная затея. Потому что любое, даже самое лучшее описание пронесшегося по дому крика будет лишь жалкой тенью его самого. Он звучал как звериный вой и одновременно страшно походил на человеческий крик. Крик беспросветного отчаяния или дикой, невероятной боли. Протяжный, долгий, оглушающий, вползающий в самую душу и селящийся там страхом вопль. Парализующий всё тело рев, заставляющий зажать уши и тут же сжаться, стремясь спрятаться от всего мира, забыться, немедленно исчезнуть из той реальности, в которой живое существо способно ТАК кричать. Что я и сделал. Зажмурился, закрыл уши, упал на колени и сжался, как младенец. Перестал существовать балкон и Виолент за окном, библиотека и Ника Томас, и Яркий, и мои воспоминания, перестало существовать все вокруг, остался только я наедине с этим ужасом, с этим криком, который вторгся мне в душу, окутал ее, окутал меня, оставил в темноте. Я стал похож на маленького ребенка, а мой разум стал домом, в котором родители оставили меня одного. За окном ночь, за окном тьма и густой темный лес, за окном монстры, нарисованные живым детским воображением, оживают и скребутся в дверь. Когда кончится эта ночь? Когда вернуться родители? Я не знал этого, но один из монстров за окном вдруг хрипло прошептал:
«Никогда».
Глава 19. Слуга Оликаста Многоликого
Я допустил грубейшую ошибку любого вора: не проверил дверь, перед тем как открыть ее. В свое оправдание могу сказать, что вором я не был уже десять лет, а все, чему учил меня отец, помнил лишь для того, чтобы наполнять деталями свои книги. Нейтан Боунз, вот кто вместо меня применял все эти воровские штучки и правила на страницах моих романов. Мне же это было ни к чему. Но в жизни так случается, что некий опыт, кажущийся нам уже бесполезным, вдруг неожиданно находит применение.
Так или иначе, случилось то, что случилось. Ника распахнула дверь, и охранная система парализовала тех, кто пытался влезть в дом или, в данном случае, тех кто пытался его покинуть. Странно, что я никогда не задавался вопросом, как это храня в доме столько дорогостоящих книг и древностей, Морис никогда их не прятал в сейфах, не нанимал охрану, а дверь, ведущая из библиотеки на балкон, была простой стеклянной дверью. Конечно, Картер поселился в столь элитном районе, что краж здесь попросту не происходит, но мы с отцом, помнится, залезали и не в такие дома и, забирая то, что нам не принадлежало, бесследно растворялись в ночи. Любой район можно изучить, любых патрульных обхитрить, любые замки вскрыть. Дело сноровки. Правда, конкретно эта защита мне не встречалась прежде. Возможно, потому что мы никогда раньше не влезали в дом к демонологу? Да, пожалуй, что именно по этой причине. Морис Картер действительно оказался демонологом, и как бы мой здравый смысл не протестовал против этого, после ловушки, в которую мы с Никой попали, факты были на лицо. Истошный крик, явившийся прямиком оттуда, где оживают все человеческие кошмары, возвестил всех жителей дома о нашем побеге, а нас самих парализовал страхом.
«Вставай, милый», – услышал я голос Тессы, разрывающий эти ледяные путы Кошмара. – «Вставай скорее, любовь моя. Вставай, пока не поздно».