Ребенок — это человек, — настаивает Януш Корчак. — Он не готовится к жизни, но живет уже сейчас, сегодня. Каждый день, даже в младенчестве — это не подготовка к будущему, это настоящее. В жизни маленького человека есть все, что существует в жизни взрослого: страсти, страдания, радости, ответственность, переживания о прошлом и мечты о будущем. Все.
И все это требует доброго к себе отношения и уважения. Мир не делится на людей и детей. О, нет!
Мир делится на взрослых людей и не взрослых людей. У тех и у других есть свои особенности. Но те и другие — люди.
Я долго думал: как лучше рассказать об этой книге, чтобы донести до вас, дорогой читатель, ее абсолютную революционность и совершенную свободу в мыслях.
И понял, что, без сомнений, лучше меня это может сделать только один человек: сам Януш Корчак.
И я решил поступить так, как не очень принято действовать в биографической литературе: периодически отходить в сторону, чтобы предоставить возможность Янушу Корчаку просто высказаться, просто поделиться с вами, дорогой читатель, главными своими идеями.
Когда речь идет о таком человеке, каким является наш герой, мне представляется необходимым периодически оставлять вас, дорогой читатель, с ним наедине.
Практически каждая из его мыслей переворачивает наше представление о педагогике, о воспитании, а, может быть, и о самих себе. Только надо постараться читать не спеша и ориентировать себя не на спор, а хотя бы на попытку понимания того, о чем говорит Корчак.
Януш Корчак может говорить непривычно, странно, но всегда — понятно и никогда — глупо.
Перед вами цитаты из трех книг Корчака, которые мне кажутся главными, и которые я считаю его основным вкладом в педагогическую литературу и вообще в педагогическую науку: «Как любить ребенка»; «Право ребенка на уважение»; «Правила жизни. Педагогика для детей и для взрослых». По счастью, в моем издании они собраны под одной обложкой, что одновременно и очень удобно, и очень мудро.
Бывают такие слова, которые надо просто прочитать и подумать над ними. Даже — а может быть, и тем более, — когда они вызывают протест. Слова, которые спускаются с небес, чтобы дать нам опору.
Договорились?
Какую задачу ставит перед собой любой биограф, который пишет книгу в серию «ЖЗЛ»? Чтобы читатель понял героя, правда? Чтобы вы, читатель дорогой, как бы познакомились с замечательным человеком.
Так вот, с моей точки зрения, понять Януша Корчака, не вчитавшись хотя бы в некоторые строки его лучших педагогических книг, — невозможно.
Видимо, Корчак начал писать эту книгу потому, что надо было хотя бы как-то уберечь душу от ужасов войны. Он честно делал свое медицинское дело, но жить только этим… Невозможно! Необходимо что-то, связующее тебя не с кровавым настоящим, но с каким-то хорошим и радостным будущим.
Это дети, разумеется, кто ж еще? Разве есть у нашего героя какая-то иная тема, более любимая, более нужная, а значит, и более оптимистичная?
…Когда-то я спросил у знаменитого ученого, директора Эрмитажа (и, кстати, отца нынешнего директора Эрмитажа) Бориса Борисовича Пиотровского: чем он занимался во время Ленинградской блокады, которую всю провел в родном городе?
Борис Борисович ответил, что, в сущности, было два занятия.
Первое. Он дежурил на крыше Эрмитажа и гасил зажигательные бомбы.
Второе. Спускался в подвал и писал книгу о государстве Урарту.
— О государстве Урарту во время блокады? — изумился я.
— А о чем еще? — в свою очередь удивился Борис Борисович…
Каждый прячется от зло-кровавых обстоятельств жизни, куда может: один в историю государства Урарту, другой — в книгу о воспитании детей.
Книга Януша Корчака написана во время войны… Что это, в сущности, означает?
Это означает, что книга написана человеком, который каждый день видит смерть, и каждый день — волей-неволей — размышляет о ней.
Сам этот факт предполагает абсолютный уровень искренности. Врать перед лицом смерти невозможно, не правда ли?
Еще и поэтому нам так важно послушать Януша Корчака. «Как любить ребенка» — это ведь еще и своего рода педагогическая исповедь.
«Я писал эту книгу в полевом госпитале, под грохот пушек, во время войны: одной терпимости было мало»[111], — позже признавался Корчак.
Можно ли сказать яснее: написание книги — как способ перетерпеть невыносимость окружающей жизни?
Писал истово. С восторгом. Каждый пишущий человек знает, что случаются такие счастливые моменты, когда тебе словно кто-то диктует текст, когда рождается ощущение, словно не ты его пишешь, а он — свободно и легко — пишется тобой.
Прямо по-пушкински: «И пальцы просятся к перу, перо к бумаге. / Минута — и стихи свободно потекут».
Так было у Корчака. Он словно знал все, что напишет, и надо было просто перенести эти знания на бумагу.
Позже Корчак признается в дневнике, что писал книгу даже на биваках, когда останавливались на час-другой. Писал в Киеве. Писал каждый день.
Книга требовала выхода, и потому сочинялась абсолютно легко.
Мысли записывал постоянно на любом клочке бумаге. Потом перепечатывал либо сам, либо его ординарец.