Читаем Януш Корчак. Жизнь до легенды полностью

Он на самом деле твердо знал: если за дело берется Стефа, то все будет хорошо.

«Неужели порядочные люди, так сказать, „с верхней полки“, непременно обречены на Голгофу?»[109] — однажды записал Корчак в дневнике.

Ответ: да. Обречены. Понимание этого позволяет нашему герою хоть в какой-то мере воспринимать и собственные страдания и страдания близких людей, как нечто естественное.

5

А теперь про Голгофу Стефании Вильчинской.

Метафора? В какой-то мере. Но очень близкая к правде.

Те самые странички из дневника воспитанницы, которые были опубликованы в газете Дома сирот.

«Боже, какой сейчас мороз! <…> Панна Стефа говорит, что такой тяжелой зимы не видела уже много-много лет.

На нашей улице есть пекарня и угольный склад. Вечно стоят очереди. Держат в руках талоны и жмутся друг к другу, сейчас десять часов, а они так стоят с шести утра. <…>

Наконец закончился этот страшный Семнадцатый Год.

Боже, если Ты есть, сделай так, чтобы больше не было таких лет. Услышь нас, потому что мы не можем больше выносить морозов и голода. Дай нам, Боже, больше хлеба, картошки и угля. Что война закончится, я уже не верю. Я уже забыла, как выглядит мир без войн и сирот. Но пусть хотя бы не будет такого голода, пусть пройдет эта страшная тифозная эпидемия, которая каждый день отправляет еще одного ребенка в больницу»[110].

Тут надо что-то комментировать, добавлять?

И в дикие морозы, и в иссушающую жару одна женщина должна была всем обеспечивать 150 воспитанников плюс учителя, плюс технический персонал, чтобы жизнь казалась относительно нормальной.

Забегая вперед, заметим, что, когда Корчак вернулся в Дом сирот, его встретили вполне себе бодрые дети, никакой дух печали в его доме не царил.

Он вернулся не в разоренное гнездо. Вернулся туда — откуда ушел. И еще 15 лет Дом сирот жил по тем законам, которые Корчак считал правильными. Пока не пришли фашистские нелюди и не согнали всех сначала в гетто, а потом и в газовые камеры.

Интересно, что, руководя детским домом четыре года, — да каких года! — и очевидно поняв, что она может быть директором, Стефания Вильчинская по-прежнему не претендует на эту должность.

Она не делает карьеру и не стремится к этому. Она помогает детям жить, реализует взгляды Корчака, в разработке которых, к слову, принимает активное участие.

Нам неизвестно, как благодарил Корчак Стефанию за эти четыре года, да и благодарил ли, но мы знаем точно: когда он вернулся в Дом сирот жизнь пошла такая, будто не было страшной войны.

С 1920 по 1930 год у Корчака выходит десять книг — по одной в год. С одной стороны, это свидетельствует о его невероятном трудолюбии, но, с другой — о том, что он был уверен: в Доме сирот все хорошо. Можно немного отвлечься, написать книгу.

Пока же наш герой идет на фронт, еще не зная, что за четыре военных года напишет главную свою книгу; встретит женщину, которая будет играть в его жизнь большую, но, как водится, неясную роль; познакомится с методом великого педагога Марии Монтессори…

В общем, много еще всего произойдет в его жизни, которая всегда была бурной.

А она будет просто сохранять их Дом сирот.

Хотя это как раз и совсем не просто…

<p>Глава шестнадцатая. Поговорим с Корчаком</p>1

Любой автор, пишущий книгу для самой знаменитой российской книжной серии «Жизнь замечательных людей», в сущности, что делает?

Подводит итоги отдельных событий, которые впоследствии складываются в жизнь героя, а его надо попробовать понять и приблизить к читателю.

Вот, собственно, и все, что нужно стараться делать, к чему стремиться.

Пока Стефания Вильчинская героически сохраняла Дом сирот в Варшаве, Януш Корчак воевал на фронте Первой мировой войны. Это тяжелая, кровавая, страшная, военная жизнь. Но и в ней, разумеется, находилось место не только пулям и крови.

Как подвести этому итог?

Их — итогов — на самом деле не один, а два.

Первый — это, собственно, результат военных лет: что человек увидел, понял, осознал… Поиски ответа на вопрос: как изменила и изменила ли война личность нашего героя, его взгляды на себя и на мир?

Другими словами: это тот итог, который в той или иной степени можно подвести в жизни любого человека, прошедшего войну.

Но есть и второй результат, он — уникален и принадлежит только и исключительно нашему герою. Это книга «Как любить ребенка». Мы уже говорили: одна из лучших педагогических книг в истории человечества была написана на фронте.

В этом можно видеть вполне себе оптимистичную метафору, и даже символ: спасая раненых, в грязи и крови, врач думает о будущем, думает о детях.

Однако самое поразительное: эта чуть романтичная метафора и этот красивый символ — абсолютно правдивы.

С какого итога начать?

Я решил: со второго, с книги, которая сделала Януша Корчака и великим писателем, и великим педагогом.

Именно в работах «Как любить ребенка» и последующих за ними: «Право ребенка на уважение» и «Правила жизни» наш герой предлагает новую философию отношения к детям.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии