С вашего позволения, дорогой читатель, о суде поговорим подробно.
Почему?
Два — потому.
Первое. Это очень мощное практическое открытие Януша Корчака, весьма полно характеризующее и его самого, и его педагогический метод. Собственно говоря, поняв принципы работы суда и его практическую деятельность, можно почти все понять о жизни Дома сирот.
Второе. Может быть, кому-то в школах захочется повторить опыт нашего героя. И я, кстати, совершенно не исключаю, что такие суды можно устраивать и дома, в семьях. Почему нет? Возможно, это помогло бы избежать многих скандалов.
Итак, кто же были судьи?
Разумеется, воспитанники. Пять человек, выбранных при помощи жеребьевки среди тех ребят, на кого долгое время никто не подавал в суд.
Таким образом, судьей — вершителем судеб! — мог стать как ребенок, ощущающий себя лидером, так и тот, кто в самых распрекрасных снах не видел себя на таком почетном месте.
Используя столь любимое сегодня понятие «социальный лифт», констатируем, что в Доме сирот он работал отменно.
Секретарь суда — педагог. Он следил за порядком, потому что, естественно, иногда эмоции, что называется, зашкаливали, вел протокол.
Принципиально важно, что у учителя не было права вмешиваться в вынесение решений. Решали все воспитанники. И только они.
Чем руководствовался суд, наказывая или оправдывая?
Если честно, более всего тем, как сами воспитанники понимают справедливость.
Однако настоящий суд должен опираться не на субъективное понимание справедливости, а на объективный закон. Поэтому Корчак написал кодекс, очень, по сути, похожий на уголовный, в котором четко было расписано: какие наказания за какие преступления должны понести попавшие в суд воспитанники или учителя.
Кодексу предшествовала преамбула. Она чрезвычайно важна не только для постижения сути суда, но и для понимания сути жизни в Доме сирот.
«Суд обязан защищать тихих ребят, чтобы их не обижали сильные, — написано в преамбуле, — суд обязан защищать добросовестных и трудолюбивых, чтобы им не мешали разболтанные и лентяи, суд обязан заботиться, чтобы был порядок, потому что от беспорядка больше всего страдают добрые, тихие и добросовестные люди»[104].
Так, с помощью кодекса, Корчак ненавязчиво прописывал законы, по которым будет жить Дом сирот.
Для Корчака суд — это не судилище, не место, где одни дети могут показать свое превосходство над другими, но возможность правильно выстроить отношения воспитанников друг с другом или с педагогами.
Суд — не как вариант выяснения отношений, но как прекрасный способ защиты.
Если сам кодекс чем-то напоминает уголовный, то преамбула более всего напоминает некий расширенный вариант Конституции, в которой декларируются нравственные законы жизни Дома сирот.
Вашему вниманию — еще важнейшие слова из преамбулы: «Если кто-нибудь совершил проступок, лучше всего его простить. Если он совершил проступок, потому что он не знал, теперь уже знает. Если он совершил проступок нечаянно, он станет осмотрительнее. Если он совершил проступок, потому что ему трудно привыкнуть поступать по-другому, он постарается привыкнуть. Если он совершил проступок потому, что его уговорили ребята, он больше уже не станет их слушать»[105].
Согласитесь, это, скорее, не кодекс суда, но кодекс жизни, если угодно.
Кто из нас — в каких школах или семьях, — учит детей искусству прощать? Мы вообще думаем когда-нибудь об этом? Нам кажется важным, чтобы наши дети умели не только агрессивно отстаивать свою точку зрения, но и выслушивать чужую? Мы хотя бы говорим с ними об этом?
Парадоксальный поворот, не так ли: суд учит не судить, а прощать?
Выслушивать другого; уметь вставать на его позицию; понимать, когда необходимо наказание, а когда — прощение, — все это принципиальные жизненные навыки, которые хотел воспитать Януш Корчак.
Да-да. Именно при помощи товарищеского суда чести.
Однако вернемся к кодексу.
Он — как и положено любому, уважающему себя, подобному документу — состоял из статей.
С первой по девятую статьи носили оправдательный характер. Чаще всего применялась статья под номером один.
Что же она провозглашала?
Жалоба отозвана, стороны примирились, все стало хорошо.
Так, опытным путем, Корчак доказывал: ссоры и недовольства чаще всего носят мелкий характер.
После девятой статьи сразу следовала сотая.
Что за странная математика?
Никогда не следует забывать, что в Доме сирот царили законы высокой игры. Счет велся на сотни… для солидности. Почему нет? Сотая статья звучит солиднее, чем десятая.
С сотой по четырехсотую статьи просто констатировали, что тот или иной ребенок вел себя плохо.
«По приговорам нашего суда, — замечал Корчак, — никого не бьют, не запирают в темных комнатах, не лишают еды или игр. Параграфы нашего кодекса — это только предостережение и напоминание. Они говорят: поступил плохо, очень плохо, старайся исправиться»[106].
Серьезные кары начинались с пятисотой статьи. Первое наказание, как сейчас бы сказали, — гласностью. Приговор мог быть опубликован в стенной газете, на судебной доске объявлений или даже сообщен родителям.