Янтарный телескоп

Летучая мышь сорвалась со своего насеста и, едва не ударившись об пол, заложила крутой вираж и принялась носиться по комнате с такой скоростью, что Ама едва могла за ней уследить; однако, яркие глаза лекаря ясно видели все движения деймона, и когда летучая мышь снова повисла вниз головой на балке, укутавшись в черные крылья, старик поднялся и стал ходить от полки к полке, от склянки к склянке, от ящика к ящику, здесь беря ложку какого-то порошку, там — щепотку трав, в том самом порядке, в каком облетала полки его деймон.

Он ссыпал ингредиенты в ступку и перемешал, как обычно, бормоча при этом заклинания. Затем позвенел пестиком о край ступки, стряхивая последние частички смеси, взял кисть, чернила и начертал на листике бумаги несколько символов. А когда чернила высохли, он пересыпал порошок на письмена и сноровисто свернул бумажку в квадратный пакетик.

— Пусть этот порошок всыпят кисточкой в ноздри спящему ребенку в момент, когда он будет делать вдох, и дитя проснется, — наставлял он девочку. — Это должно быть выполнено с величайшей осторожностью. Если порошка сразу будет слишком много, он задохнется. Возьмите самые тонкие кисточки!

— Спасибо, Пагджин тулку! — поблагодарила Ама, принимая пакетик, который засунула в самый укромный карман нижней рубашки. — Жаль, что у меня больше нет для Вас медовых лепешек!

— Достаточно и одной, — ответил целитель. — Ступай теперь, и в следующий раз рассказывай чистую правду, а не переполовиненную.

Пристыженная, Ама низко склонила голову, чтобы скрыть смущение. Оставалось надеяться, что она не выболтала слишком много.

Следующим вечером, едва освободившись, она поспешила в долину, неся с собой сладкий рис, завернутый в лист сердцеплода[4]. Ее так и подмывало рассказать женщине-отшельнице о своем поступке, отдать ей лекарство и получить взамен благодарности и похвалу; но больше всего она желала, чтобы заколдованная девочка проснулась и поболтала с ней. Ведь они могли бы подружиться!

Однако, миновав поворот тропинки и взглянув наверх, Ама не увидела ни золотой обезьяны, ни ее терпеливой хозяйки, сидящей у входа в пещеру. Пещера была необитаема. Напуганная, что жители и в самом деле больше не вернутся, последние несколько ярдов она преодолела бегом, но тут увидела, что стул, в котором обычно сидела дама, кухонные принадлежности и остальные вещи остались на своих местах.

С замирающим сердцем Ама заглянула в темный зев пещеры. Конечно, спящая еще не проснулась: в полумраке Ама разглядела очертания спального мешка, спящего деймона, и участок посветлее — волосы девочки.

Ама подобралась поближе. Не оставалось сомнений, что все ушли и оставили заколдованную девочку одну.

И тут голову Амы, подобно внезапной мелодии, посетила мысль: а что если разбудить девочку, до возвращения матери…

Но не успев даже почувствовать волнения от этой идеи, она услышала звуки на тропинке, и с трепетным чувством вины они с деймоном бросились за каменный гребень у стены пещеры. Не следовало ей здесь быть. Она же шпионит! Это так неправильно…

Но вот золотая обезьяна присела на корточки у входа, принюхиваясь и вертя головой. Ама увидела, как деймон оскалил острые зубы и почувствовала, как ее собственный деймон, обернувшись дрожащей мышкой, зарывется поглубже в ее одежду.

— В чем дело? — раздался голос женщины, обращенный к обезьяне, и ее силуэт закрыл свет, когда она показалась у входа. — Приходила девчонка? Да, вот и принесенная еда. Хотя, она не должна была входить. Нужно назначить ей место на тропе, чтобы оставляла еду там.

Не взглянув на спящую, женщина нагнулась, чтобы развести огонь, и поставила кипятиться кастрюльку с водой; деймон припал у ее ног, не отрывая вгляда от тропы.

Время от времени он вставал и осматривал пещеру, и тогда Ама, неудобно стиснутая в своем тесном укрытии, горячо сожалела, что не подождала снаружи, войдя в пещеру. Как долго ей придется тут торчать?

Женщина перемешивала в кипящей воде какие-то травы и порошки. Ама чувствовала вязкий аромат, разносящийся вместе с паром. Затем из глубины пещеры донеслись звуки: это беспокойно бормотала что-то спящая. Ама повернула голову и увидела, как заколдованная девочка начала двигаться, метаясь и поднося руку к глазам. Она просыпалась!

И женщина не обращала на это ни малейшего внимания!

О, дама все слышала, потому что на мгновение подняла взгляд, но тут же вернулась к своим травам в булькающей кастрюльке. Завар она вылила в стакан и отставила, и лишь затем все свое внимание обратила на просыпающегося ребенка.

Ама не могла уразуметь ни одного ее слова, но слушала со все возрастающим изумлением и подозрением:

— Успокойся, дорогая, — проговорила женщина. — Не стоит зря беспокоиться. Ты в полной безопасности.

— Роджер, — пробормотала девочка в полусне. — Серафина! Куда исчез Роджер… Где же он?

— Здесь нет никого, кроме нас, — приговаривала мать напевно и проникновенно. — Приподнимись и дай маме тебя умыть… Ну-ка встань, сердце мое…