Янтарный след

Повторяя за ним, Снефрид от строки к строке чувствовала все большее смущение. Этот призыв уж очень напоминал любовный. Такие песни в сказаниях обычно поют девушки, которым не повезет внушить любовь мужчине нечеловеческого рода – того, что приплывает тюленем, приходит медведем, прилетает орлом. И никогда такие сказания не кончаются счастливо.

– Мне пора, – с сожалением сказал Хравн Черный. – Наступает утро – я должен вернуться к отцу. До встречи, дорогая.

– До встречи…

Снефрид ждала, что он у нее на глазах превратился в ворона. Но Хравн Черный просто исчез.

Можно было подумать, что эта встреча ей приснилась. В тесном, бедном покое, где четыре женщины спали на сенных мешках, ничто не напоминало о посещении альва-оборотня.

Если бы не бронзовый жезл вёльвы, который Снефрид оставила среди своих пожитков в корабельном стане, а теперь он был крепко зажат в ее руке и даже не думал исчезать.

* * *

Снефрид недолго пришлось размышлять об этой встрече. Едва Хравн Черный исчез, как женщины проснулись, заволновались, что проспали дойку, и заспешили к корове и козам. Лейви и его люди спали тоже в доме, в теплом покое, эйсты ночевали на лугу. Там уже дымил костер, в котле варили кашу. Меелит и его спутники легко согласились, что богине следует более удобный ночлег, чем на земле под открытым небом, но дозорные всю ночь присматривали за домом, дабы ценная добыча не ускользнула.

– Откуда это у тебя? – Подсаживая Снефрид на лошадь, Хамаль заметил жезл вёльвы у нее за поясом. – Ты же говорила вчера, у тебя его нет!

– Мне принес его мой дух-покровитель, – ответила Снефрид и добавила, с седла глядя на его запрокинутое удивленное лицо: – Я, конечно, не настоящая богиня, но я – настоящая сейд-кона!

Слышавший их Лейви ухмыльнулся – сам он, благодаря Хлёдвиру, был вынужден притворяться оборотнем, не владеющим человеческой речью.

В этот раз ехали недолго. Показалось море, а в укромной бухте – пять-шесть больших лодок. Лошадей отвели в ближнюю усадьбу, где их и брали, Снефрид с ее людьми посадили в лодку. Сам остров прикрывал пролив от ветров с открытого моря, и здесь, хоть волнение и было порядочным, пуститься в плавание все же позволяло. Эйсты, как островные жители, оказались искусными мореходами. Вереница суденышек под парусами шла вдоль юго-восточного берега Дневного острова, а когда он кончился, впереди на юге уже виднелась цель путешествия – остров Эйсюсла, который сами эйсты звали Сааремаа – Островная земля.

Пролив пересекли быстро и дальше двинулись на юго-запад вдоль Эйсюслы. Этот остров был раза в два больше Дневного, как сказал старик Арво. Издали остров напоминал исполинскую лепешку из грязновато-белой муки, положенную на грубую серую ткань моря – плоский, с ровным обрывистым берегом, сложенным из серовато-белого известняка. На несколько перестрелов от берега море было совсем мелким, а потом дно резко уходило в глубину – это было видно по пляске волн. Ровная поверхность «лепешки» была намазана светло-зеленым маслом лугов и посыпана более темной крошкой зарослей. Зрелище было такое удивительное, настолько непохожее на привычные Снефрид серо-бурые скалы Свеаланда, что ее вновь охватило чувство перемещения в другой мир.

Незадолго до вечера наконец высадились там, где берег стал пологим. И здесь земля состояла из россыпи белого известняка, покрытого жесткой желтоватой травой, чуть дальше начинались сосны.

Высадившись, Меелит послал отрока в селение, и вскоре оттуда привели нескольких оседланных лошадей. Снефрид едва успела немного размять ноги и прийти в себя после почти целого дня в лодке, пляшущей на волнах, как пришлось садиться в седло. От усталости, голода и качки ее мутило, было почти все равно, куда ее везут, лишь бы там можно было наконец прилечь и отдохнуть.

Пока не стемнело, проехали очень странное место – на поле были выстроены невысокие стены из валунов, образующие четырехугольник, что напоминало остатки разрушенного дома. Причем эти «дома» стояли плотно друг к другу, без промежутков, и тянулись шагов на сто. Снефрид вспомнились рассказы о войнах между свеями и эйстами, о набегах Ингвара сына Эйстейна и его сына – Анунда.

– Что это? – спросила она у мудреца Арво – единственного здесь, кроме ее спутников, кто владел северным языком и ехал рядом с ней. – Здесь была большая усадьба, но ее разрушили?

Однако, судя по размерам строений, усадьба была бы под стать конунгу, а Асвард говорил, что конунгов у эйствов не водится.

– Это жилище мертвых, – пояснил Арво. – Ворота в страну Туони. Сюда собирают прах умерших.

– Так это могилы? Но что же это были за люди, если у них такие огромные могилы?

– Это пристанище для целого рода. Каждый, кто умирает и чье тело сгорает на погребальном костре, со всем его имуществом, приходит сюда и смешивает свой прах с прахом предков. Мы выходим из матери нашей земли, а потом возвращаемся и сами становимся землею.