Янтарный след

– Да. Но это было не похищение. Вяйке, юная дочь звезды вечерней, избрала меня, и мы справили свадьбу. Теперь она моя жена перед лицом Тары, и ни брат ее, ни сам Туони[13] не в праве отнимать ее у меня.

– Тогда почему ее брат нарушает закон и хочет отнять жену у мужа? – спросила Снефрид.

– Он ведет свой род от сыновей Тары и земных дев, от коих родились мужи, могучие, будто дубы, – заговорил старик с бубном.

Несмотря на весьма длинный, загнутый книзу нос, вид у старика был приятный, большие глаза смотрели приветливо. В молодости он был довольно высок ростом, но годы его согнули и перекосили, и теперь он ходил, заметно выставив правое плечо вперед. Снефрид мельком подумала, что это могут быть следы увечий, полученных в борьбе с враждебными духами.

– Старый Тарво ценил свою кровь и не отдавал дочерей замуж в чужие селения. Боялся, что с ними уйдет с его земли и все счастье. Вяйке – его самая младшая дочь, она повзрослела, когда Тарво уже перешел за реку Туонен[14], а все прочие его дети были намного старше ее. Их родом сейчас правит Коткас, старший из братьев. Он свято чтит волю отца и ни за что не выдал бы сестру замуж в чужое селение. Потому он желает ее вернуть.

– Ты не убил кого-нибудь, когда ее увозил? – прищурился Хлёдвир.

– Нет, клянусь рекой Туонен! На играх перед глазом Тары не берут с собой оружия, там запрещена всякая вражда.

Снова он упомянул один глаз Тары. Снефрид не знала, кто такой этот Тара, но…

В памяти ясно всплыло: красивый мужчина с каштановыми волосами, сидящий на высоком престоле, поворачивает к ней лицо, а вместо правого глаза у него – черная бездна. Пронзенная холодной дрожью, Снефрид хотела отвести взгляд, но бездна держала, не пускала… Что-то мелькнуло – из черного колодца этого глаза вылетели две птицы и бросились к ней. Невольно она слегка отшатнулась, но тут же черный ворон прыгнул к ней на колени, словно приказывая оставаться на месте.

Все, что сейчас происходит – это воля Одина. Даже если бы он сейчас появился на поляне и сказал это вслух, и то не было бы яснее.

Так что же ей делать? Что она может сделать, что должна сделать?

«Это нужно тебе, – прозвучал в ее памяти полный скрытого гнева женский голос. – А винить в их раздоре будут меня… И ныне живущие, и в грядущих веках. Скажут, что это я научила их злобе, коварству и предательству…»

С Фрейей такое уже случалось. О́дин вынудил ее поссорить могучих конунгов Хедина и Хёгни, и она чарами навела на молодого Хёгни безумие, заставила его забыть дружбу Хедина и идти к славе по пути злобы. Он сгубил жену Хедина и похитил его дочь. И теперь два конунга сражаются не на жизнь, а не смерть – каждую ночь, уже много-много лет, и конца этой битве не видно…

И едва Снефрид это вспомнила – так четко, будто сама на лесной опушке подавала молодому Хёгни рог с зельем беспамятства, – ей стало ясно, что следует делать.

– Я поеду с вами, – сказала она Меелиту. – Я сплету чары, которые обратят помыслы твоего нового родича к миру. Как его зовут, ты сказал?

– Коткас, – пояснил чародей с бубном, Арво, пока Меелит, с просветлевшим лицом, подбирал слова для ответа. – На вашем языке это значит – «орел».

«Ты сошла с ума!» – явственно сказали ей вытаращенные глаза Хлёдвира, но в его взгляде светилось и восхищение этой безумной отвагой. Снефрид взглянула на Лейви, и тот коротко ткнул себя пальцем в грудь.

– Мои люди поедут со мной, – сказала она старику Арво. – Их будет шесть.

– Этот… человек… не оборотень ли? – Колдун с подозрением покосился на Лейви.

– Как ты догадался? – Хлёдвир прикинулся удивленным. – Разумеется, богиню оберегает не простой страж! Он, правда, не владеет человеческой речью, – Хлёдвир бросил на своего неприятеля ехидный взгляд, – но в бою страшен, так что не советую вам его злить.

Лейви только ухмыльнулся. Крепкий, смуглолицый, с узкими, глубоко посаженными темными глазами, темной бородой и резкими чертами лица, легко принимавшими свирепое выражение, он и впрямь легко мог сойти за не совсем человека.

– Но что же нам делать? – воскликнул изумленный таким оборотом Асвард. – Далеко до вашей земли, почтенный?

– Мы добирались сюда два дня. После пролива, на Островной земле, не пройдет и дня, как мы достигнем селения Лепик, где мы живем, и еще через день наши посланцы будут в жилище Коткаса.

– И мы все это время будем ждать тебя? – Асвард воззрился на Снефрид, возмущенный мыслью о такой потере времени. – И так мы с этим ётуновым штормом потеряли пять дней!

– Шторм еще не прекратился, – напомнил Торберг. – Как знать – может, боги не хотят, чтобы мы ушли с Дневного острова, пока… не будет исполнена их воля.

Асвард проворчал что-то, отвернувшись. Снефрид не расслышала слов, но не сомневалась в смысле: знал бы, что все так обернется, за пять марок золота не взялся бы везти эту женщину в Гарды!

Молодой Меелит, как видно, понял чувства Асварда. Подойдя, он снял один из своих бронзовых браслетов и протянул изумленному стюриману.

– Возьми, – перевел его слова старый Арво. – Это тебе за то, что несколько дней богиня будет не с вами, а с нами.