Янтарный след

– Я не знаю! Я не Фрейя… но… – Снефрид мельком вспомнила, как спорила с самой норной Урд, чувствуя себя вправе приказывать и грозить ей. – Но иногда она… бывает очень близко ко мне.

– Ну уж если госпожа умеет оживлять умерших женщин, без Фрейи тут верно не обошлось, – вставил Сигфус: старая Сигга вбила ему в голову, будто Катла успела скончаться и похолодеть, прежде чем чары Снефрид вновь вдохнули в нее жизнь.

– Тогда иди! – воскликнул Хлёдвир. – А уж как Фрейя пожелает им явиться, с тобой или без тебя, ей виднее!

Он выглядел воодушевленным, его глаза блестели – такая проделка была в его вкусе.

– А если бы я отказалась – ты бы согласился надеть мое платье и сам выступить богиней? – шепнула она Хлёдвиру, когда он увлекал ее по тропе назад к поляне. – У тебя и волосы почти… – она хотела сказать «почти как у женщины», но вовремя поправилась: – Почти золотые.

– Я подумал бы! – с важностью ответил Хлёдвир.

А Снефрид поняла: согласился бы. Ему бы понравилось так одурачить незнакомцев. А бороду прикрыть цветами…

– Но мы будем возле нее! – услышала она за спиной настойчивый голос Лейви.

На поляне все было по-прежнему: два ворона сидели на жертвеннике и клевали баранью голову. При виде вернувшихся людей они вспорхнули на ветки, но не улетели. Снефрид обошла жертвенник и присела позади него на землю – он был высотой в половину человеческого роста, и она свободно могла за ним укрыться. Земля вокруг нее была усеяна мелкими камнями и косточками. Снефрид задрала голову: оба ворона, свесившись с берез, с любопытством таращили на нее две пары глаз – черных и голубых. От всего этого у нее кружилась голова: она уже не сомневалась, что появление эйстов – шутка Одина, и два ворона служили подтверждением его участия. А уж если бог захочет пошутить с тобою – нет смысла пятиться, можно лишь постараться достойнее пройти через это испытание.

Вот послышался шум шагов на тропе – бо́льшего количества ног, чем недавно уходило отсюда. Снефрид сидела, затаив дыхание и в самом деле чувствуя себя невидимым духом. Только бы во́роны ее не выдали!

– Нет, нет, пусть они не подходят близко! – раздался властный голос Хлёдвира, который, как видно, взялся распоряжаться всем священнодействием. Его изобретательность, находчивость и дерзость сейчас оказались очень кстати. – Скажи им, пусть стоят вон там, к жертвеннику не подходят! Пока боги не дадут знак! Иначе, скажи, Тор поразит их молнией!

Запинающийся голос Сигфуса заговорил на непонятном языке. Шум шагов стих у края поляны.

– Пусть обратятся к богине с просьбой, но ты переводи! – снова распорядился Хлёдвир. – А это что?

Заговорил другой голос – немолодой, видимо, это был тот старик, которого Снефрид видела с опушки. Слова он выговаривал странно, и речь его текла медленно, но была довольно внятной.

– Это бубен Укко-Старика, – услышала Снефрид, и у нее опять екнуло сердце. – Он служит для растворения ворот небесного жилища Укко и его детей.

Раздался негромкий гулкий удар. От этого звука Снефрид пробрала дрожь: он будто царапал покровы тела, подбираясь к душе.

– О прекрасная Рауни, супруга Укко-Старика, сестра луны и солнца, подруга звезд, увенчанная зарей! – заговорил тот же немолодой голос сразу на северном языке. – К тебе взываем мы, к небесному дому Укко на вершине дуба Тары, в жилище сыновей Викера! Луна стоит у тебя перед домом, солнце – над домом и береза белая – на пороге дома. Нету среди жен более любимой, с тех пор как создан был мир прекрасный, с тех пор как создано было небо, как усеяли его звезды и покрыли облака. Мы, дети твои, Тууле-поэг, сыны Ветра, зовем тебя к нам на помощь. Приди, чтобы дни веселья не закончились, цветы счастья не исчезли с лугов и пашен среди цветущего лета!

Эта мольба сопровождалась теми же гулкими ударами, и Снефрид не могла не признать, что в руках неведомого заклинателя – могучее орудие. Эти удары, хоть и негромкие, отдавались в ее костях и крови, пробуждая уже не раз пережитое чувство, будто в ней живет некто намного больше ее самой.

Ворон у нее над головой негромко каркнул, и Снефрид удивительным образом поняла его.

«Иди!» – сказал он ей.

Она привстала, развернулась, выпрямилась и вышла из-за жертвенника.

Донесся ропот нескольких голосов. Снефрид обошла жертвенник и села на крайний камень – иначе ей было бы трудно от волнения держаться на ногах.

Прямо перед собой, на расстоянии шагов в пять, она увидела троих. В середине стоял тот длинноволосый старик, а в руках у него был огромный бубен и резной олений рог с двумя отростками, служивший колотушкой.

С одной стороны от него стоял мужчина средних лет, с другой – молодой, оба с длинными светлыми волосами, в узких кафтанах синей шерсти, застегнутых на груди при помощи трех круглых застежек, расположенных одна над другой.