Янтарный след

На хуторе Сигфуса, пока мужчины выбирали барана для жертвы, Снефрид повидалась с Катлой. Та уже второй день как встала с постели и занималась легкой работой по хозяйству, ребенок был здоров. Потом, вместе с Сигфусом, отправились дальше; здоровяк Торберг нес на плечах барана со связанными ногами. Прошли еще около роздыха вглубь острова и наконец достигли небольшой березовой рощи на невысоком пригорке. Рощу окружала прочная ограда из жердей, чтобы не забрался скот – здесь нельзя было тревожить ни деревья, ни траву. За ворота вела тропинка, по сторонам ее росла густая трава и папоротник. Стоило войти за эту ограду, с грубо вырубленными бородатыми головами на вершинах столбов, как охватывало чувство пребывания в другом мире – том, что принадлежит богам и мертвым. Даже трава здесь казалась какой-то другой, каждое дерево выглядело обиталищем духов, что не сводят с тебя глаз. Стебли гнулись под тяжестью влаги, с ветвей капли летели на людей, но везде пестрели мокрые цветы, и Снефрид подумала: как красиво здесь должно быть в солнечный день, когда солнце набрасывает золотую тень на всю эту зелень, пробиваясь через волнуемые ветром кроны. Так хотелось, чтобы боги наконец сжалились, убрали с неба облачную завесу, дали волю солнцу и теплу.

В середине рощи несколько старых берез росли неровным полукругом, окружая поляну наподобие стены, и каждая была увешана кусками полотна, мотками пряжи, ткаными поясами и прочими женскими подношениями. На поляне перед березами был сложен жертвенник из валунов. По сторонам от жертвенника, на кольях между березами, на сучьях самих берез виднелось несколько черепов – бараньих, козьих, коровьих, – оставшихся от прежних жертвоприношений. На ветвях висели засохшие венки, принесенные к празднику Середины Лета. Поглядев на них, Снефрид вспомнила, где сама была в этот день – на Ольховом острове, купалась в озере, чтобы «омолодиться» и из старой колдуньи превратиться в колдунью молодую… Она улыбалась, вспоминая ошарашенное лицо Эйрика, наблюдавшего это превращение. Казалось, это было так давно, хотя прошло чуть больше месяца.

Знать бы, где она окажется еще через месяц!

Мысли ее прервало чье-то восклицание. Снефрид взглянула вперед и тихо ахнула.

На жертвеннике сидела птица – крупный черный ворон. Гладкие перья его так блестели, что казалось, если провести по ним рукой, на ладони останется угольная пыль. Крючковатый клюв с беловатым кончиком был обращен в сторону пришельцев, и ворон поворачивал голову то в одну сторону, то в другую, словно желал получше осмотреть их совершенно черными круглыми глазами.

Заметив птицу, люди сбавили шаг. Ворон, ничуть не смущенный их появлением, немного прошелся боком по камню.

– Это знак! – Асвард остановился посреди поляны. – Боги ждут нас.

– Привет и здоровья тебе, ворон! – Снефрид вышла из-за спины Асварда. – Ты позволишь нам принести жертвы и обратиться к богам с просьбой о помощи?

Ворон негромко каркнул, расправил крылья и взлетел за одну из старых берез. Там он уселся на толстую ветку, вытянутую в сторону жертвенника, так что оказался почти над ним, и оттуда стал наблюдать за дальнейшим.

Асвард и Хлёдвир уложили барана на жертвенник и перерезали ему горло. Снефрид собрала кровь в старую бронзовую в чашу, которую Асвард возил с собой для таких целей. Асвард отделил голову барана и положил на верхний камень, где недавно сидел ворон; потом с помощью Хлёдвира отделил ноги и положил их на камни пониже.

– Славьтесь, асы! – воззвал он после этого.

– Славьтесь, асы! – дружно повторили остальные, и голоса зазвенели по березовой роще, будто сотни двергов подхватили этот призыв.

– Славьтесь, ваны!

– Славьтесь, ваны!

– И духи земли!

Асвард был опытным путешественником и поэтому опытным жрецом; многие годы он приносил жертвы в самых разных местах и хорошо знал, кого из богов лучше призывать для той или иной надобности, что может возникнуть в путешествии, когда у тебя на руках корабли, имущество немалой ценности и сотня человек спутников. Стоя сбоку от жертвенника, Снефрид посматривала то на Асварда, то на ворона наверху на ветке: между птицей и Асвардом с его смуглым обветренным лицом, крупным крючковатым носом и длинными темными, чуть волнистыми волосами ей виделось немало общего.

Просим мы Фрейю
И мать ее Ньёрун:
Дайте нам мир,
Отвратите вражду!
В добром согласье
Наш путь проложите,
Змея раздоров
Гоните от нас!