Для асов это время было не таким радостным. В Мидгарде царил мир, никто не жаждал воинской славы, боевое оружие ржавело, заброшенное. Эйнхерии угрюмо пили, почти не пополняясь в числе, Одиновы валькирии заскучали, и иные даже пришли проситься ко мне назад. Зато дисы и норны трудились не покладая рук. Асам стали приносить мало жертв, и они приуныли. Асгард выглядел так, как и положено селению, захваченному и разбитому морскими волнами – кругом одни обломки, иные здания, подмытые, рухнули, везде песок, камни, ракушки и сохнущие водоросли. Пованивало тухлой рыбой.
Иные из моих сородичей говорили, что нужно забрать всех богинь к себе, а уцелевшие чертоги Асгарда разрушить до основания – пусть асы собирают свои затупленные топоры и ржавые мечи и убираются, откуда пришли! Но мой отец слишком мудр для столь простого решения. Он знал, что такое асы – они хоть и ближе к небу, чем к воде, но пробьют себе дорогу, как река, заваленная песком. Рано или поздно они вернутся – и кто знает, когда, в каком обличии, каких союзников приведут с собою? Нет, он решил, что нам нужно заключить с ними справедливый мир и установить договор, по которому каждый будет владеть своей частью мира и не вмешиваться в чужие дела.
Все мы не раз собирались в Чертоге Радости – кое-как вычищенном. Старые престолы пока вынесли – они нуждались в починке, – и справа на длинных скамьях сидели асы, а слева – ваны. Каждый народ возглавлял его вождь: с их стороны Хёнир, с нашей – мой отец.
Первым делом я потребовала разрешения того спора, который меня сюда привел.
– О́дин незаконно присвоил себе титул Отца Павших! – говорила я, и от негодования мои глаза были черными, а платье – цвета багряных лепестков сон-травы. – Он нарушил равновесие и неизменный ход возрождения, он начал делить умерших на достойных и недостойных. Лучших – кого признает достойным – он забирает себе. А худшие, запятнавшие себя злодейством, бесчестьем и предательством, они куда деваются? Их забирает его темный побратим, – я повернулась и указала на Локи. – И поселяет в Хель, отдает под власть своей дочери. Для чего? Скажите мне, асы, для чего собирается это войско мертвецов?
– Скажи ей, брат, – обратился к Одину Хёнир.
О́дин на этих собраниях сидел в самом дальнем углу, прячась в тень – как и полагается тому, кто есть тень разума, грань между светом и тьмой. Стыдясь поражения, он обзавелся серой шляпой и надвигал ее на лицо и кутался в серый плащ, так что порой, сидя неподвижно, совсем сливался с тенью. Силы его еще не восстановились, и он имел вид седого старца с морщинистым лицом.
– Я говорил с моей матерью, – неохотно ответил Один. – Она давно мертва и теперь она – пророчица в мире мертвых. Она сказала, что когда-нибудь мир погибнет, что дети Локи погубят его. Чтобы выдержать этот бой и сохранить надежду на возрождение, я собираю мое войско Валгаллы. Для этого мне нужны отважные герои, лучшие из лучших. Для этого я учу людей желать славы и стремиться к подвигам. Необходимо отобрать из всех смертных мужчин тех, то воин по духу, тех, кто не пожалеет себя ради высшей цели.
– Но внеся в мир
– Битва все равно грядет. Этого не отменить. К ней нужно готовиться.
– Вы принесли в мир эту войну!
– Нет. Война существовала всегда, ты сама это знаешь. Но очень глупо думать, будто нелюбовью к войне можно отвратить ее от себя. Ты считаешь, – Один глянул на меня, и в его прищуренных глазах мелькнула усмешка, – будто война – такая же женщина, как ты сама, стремится к тому, кто ее любит и ждет, избегая тех, кто ей не рад. Наоборот. В точности наоборот. Наиболее жадно и легко война пожирает тех, кто чуждался самих мыслей о ней и был не готов. Тех же, кто думает о ней, смело идет ей навстречу и готовится, она предпочитает избегать. Чем больше войска я соберу в Валгалле, чем сильнее будут мои воины, тем дальше нам удастся оттянуть приход всеобщей погибели.
– Но твой брат соберет не менее сильное войско подлецов.
– Он так и так его соберет. Доблесть дается тяжелым душевным трудом, а вот подлость, трусость, себялюбие и слепота свиньи перед корытом даются легче легкого. Возрастание духа в том и состоит, чтобы одолевать этих волков в своей душе.
– Вы вмешались в налаженный ход вещей и подорвали мою власть над мертвыми. И в оправдание ты мне приводишь… сны давно умершей старой великанши?
Я не сказала «бредни», хотя мне очень хотелось. Но пророчица, находящаяся в царстве смерти, на изнанке мира, и правда может видеть то, чем мир закончится.
Мимир наклонился к уху Хёнира и что-то прошептал.