Янтарный след

– Еще не здесь, – ответил Свенельд. – Это еще только Мста. Мы по ней будем дней десять ехать, потом по зимнику на Мологу перейдем. Летом пройти трудно очень – болота сплошные, только и ехать, когда все замерзло. И вот на Мологе, через переход, и будет гнездо Ратолюбово.

– Ты его знаешь?

– Знаю, конечно. Видел, как от сарацин возвращались. Той зимой я здесь не был, Велько ездил, говорит, жив старик.

– А эту женщину ты не видел?

– Нет. И не слышал о ней. Может, она давно за другого кого вышла, из своих. Может, в Ратолюбовом гнезде ее и нет. Поспрашивать надо. Помнится, из Ратолюбовой чади у нас в войске были какие-то дренги. Увижу их – с ними потолкую.

Разговаривая о словенах, Свенельд по привычке произносил больше непонятных слов, и Снефрид то и дело приходилось переспрашивать.

В Хольмгарде Снефрид мало общалась со Свенельдом – не было к тому особых случаев, да и Вито, стоило Снефрид оказаться в обществе обоих супругов, наблюдала за ней ревнивыми глазами. Сванхейд рассказывала: Витиславе, когда Свенельд ее привез, было всего одиннадцать лет, а ему – двадцать. К тому времени как, после сарацинского похода, Вито стала его женой по-настоящему, она выросла и развилась как женщина, но так и не отучилась смотреть на мужа снизу вверх, продолжала чувствовать себя перед ним ребенком. Неудивительно, что она боялась, как бы он не счел загадочную женщину из заморья более занимательной собеседницей. И судя по пристальным взглядам Свенельда, основания для этих опасений имелись.

В дороге Снефрид сошлась со Свенельдом поближе. Они много разговаривали, пока санный обоз проползал по льду реки, а смотреть вокруг было не на что – с обеих сторон заснеженный лес стеной, изредка луга, такие же заснеженные, да кое-где дымы словенских селений. Всех развлечений – обсуждать звериные следы. Ночевали в гостевых домах, нарочно выстроенных для этих объездов еще предками Олава – эти дворы назывались славянским словом «погост», и Снефрид скоро его запомнила. К их прибытию местные жители привозили дрова, сено для лошадей и хлеб для дружины. Откопав из-под снега входную дверь, обычно уже в ранних зимних сумерках, разводили огонь в большом очаге, но промерзший дом натопить не удавалось, и все сидели в теплой одежде, в меховых или овчинных кожухах, в шапках. Дымного тепла хватало ровно настолько, чтобы не замерзнуть во сне. Младшие в дружине – они назывались «отроки» – под началом Снефрид варили кашу, пекли блины и лепешки, если вместо зерна привозили муку. Потом дружина укладывалась спать на помостах, укрывшись верхней одеждой, шкурами, плащами, а отроки, сменяясь, всю ночь поддерживали огонь. Когда лежишь, дым почти не мешает, и Снефрид радовалась этому теплу – уж очень пугал ее холод бескрайних заснеженных просторов. Когда же наступала ночь, она и вовсе казалась себе крохотной искоркой, затерянной в бездне.

Дани пока не собирали: Свенельд объяснил, что они этим же путем поедут обратно, поэтому таскать с собой груз в обе стороны нет смысла. Дань с этих мест заберут на обратном пути, а пока он только встречался с местными старейшинами и расспрашивал, все ли хорошо, каков был урожай, сколько у каждого нынче «дымов». Через пять переходов устраивали дневку: на один день оставались в очередном погосте. Часть дружины отправлялась на лов, остальные топили выстроенную здесь же баню. Баня была единственным местом, где один раз в шесть дней можно было раздеться и отогреться как следует. С лова привозили крупную дичь: лося, оленя, несколько кабанов. Этого мяса обычно хватало до следующей дневки, благо зимой оно не портилось.

Вот так дружина продвигалась вперед день за днем. Снефрид уже казалось, что она всю жизнь едет на санях среди молчаливых зимних лесов, что они уже давно в Ётунхейме, а обратный путь к живым людям потерян… Но через дней двенадцать или тринадцать они достигли того места, где с Мсты перебирались на другую реку, еще восточнее. Перед этим переходом была последняя дневка, а потом проводники из местных повели санный обоз через лес. Русло реки больше не служило дорогой, идти приходилось по вырубке. Сначала шел конный отряд – Свенельд взял с собой три десятка лошадей, кроме обозных, – и притаптывал нетронутый снег, потом обоз. На этом пути стояли два погоста, и на русло Мологи вышли только к концу третьего дня. За это время не встретили ни одного селения: говорили, что здесь много озер и болот, проходимых только зимой.

Выйдя на Мологу, тут же сошли на ее восточный приток под названием Ратыня. Здесь в первом же погосте задержались на день: начался сбор, поскольку возвращаться обоз будет другим путем – по самой Мологе, которая отсюда текла на север и делала большую петлю.

– Сегодня увижу Ратолюба, – шепнул Свенельд утром, пока все ели кашу. – Это уже его гнездо.

После завтрака дружина разъехалась: по отряду в каждое из окрестных селений. Часть, как обычно, отправилась на охоту, Снефрид осталась надзирать за отроками, готовящими дрова для бани: кто возвращался, сразу отправлялся туда.