Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3

— Можешь не стонать, я тебя не ударил! Неужели мы поверим, что ты ничего не знала? Нет, не обманывай себя на этот счет. Никак не советую. Ты стреляла в моих людей! Ты чуть не убила меня самого! Мы шли к вам в вашу дурацкую фотографию без всяких подозрений. Только по моей интуиции. Я подумал, что такое заведение может быть удобно для встреч. И я решил проверить. Но ты встретила нас выстрелами! Слышишь, Луиза! Очевидно, там наверху кто-то был? Кто-то важный! Так встречают полицию, когда хотят дать возможность птичке скрыться, не правда ли? Кто там был? Имей в виду, твое молчание выдает тебя больше, чем любые слова! Ты преступила узы крови, Луиза, и на тебя падет проклятие германского народа! Слышишь, предательница?!

Гестаповец выходит из соседней комнаты.

— Оставьте, майстер. Вы напрасно истощаете свое красноречие. Луиза прошла красную школу. Пускай она на досуге подумает. А мы ей удвоим порцию. Затем она снова подумает, и мы снова удвоим. В конце концов, до чего-нибудь договоримся. Эй, парни, возьмите ее!

Входят двое полицейских и уносят женщину.

— Какое ваше мнение теперь, господин обершарфюрер, — существует большевистское подполье или нет?

— Не задавайте бестолковых вопросов, майстер! Я вас лучше спрошу, как вы упустили птичку из фотографии? Неужели вас не учили, что в подобных случаях необходимо ставить солидное оцепление, а затем уже хлопать в ладоши?!

— У меня не было данных, только подозрение…

— Это может стоить вам карьеры, мой милый!..

— Так же, как и вам, господин шеф!

— Почему это?!

— Очень просто. Вы сообщили о ликвидации подполья, живя рядом с подпольным штабом, как мне кажется…

— Я напишу, что это вы ввели меня в заблуждение, майстер. Кому поверят больше — мне, коренному германцу, или же вам человеку сомнительной чистоты крови?..

— Полегче, господин обершарфюрер! Я не делаю карьеры. Я служу моей родине. Не так, как некоторые офицеры ОС, не сдавшие райхсбанку ценностей казненных коммунистов!..

— Ладно, майстер, размолвка между друзьями ведет к более крепкой дружбе! Оставим эти темы… Что будем делать с господином Яблочко?

— Я бы с большим удовольствием расстрелял его, вместо того, чтобы работать с ним!

— Раздражение — плохой советчик, майстер!

— Почему я должен работать с подонками, господин шеф?! Разве нет порядочных людей, ненавидящих красных?

— Это философия, майетер. Люди — навоз, стойте выше этих тварей. Господин Яблочко все-таки оказался нам полезен…

— Простите за резкое слово, шеф, — это грязная скотина, которая и нас с вами продаст за пфенниг!

— Нашли у кого искать идейности!

— Он прилез с таинственной мордой, ломался и важничал, а знал только одну второстепенную явку, так оказать, передаточный пункт. И этот остолоп со своей испитой физиономией хотел самолично идти на явку, в надежде, что ему поверят. Я пошел по более сложному пути. Я послал его в концлагерь на роль заключенного. Он устроил там (с моей помощью, конечно) побег двух военнопленных, которые и направлены были на известную ему явку, наблюдаемую моими людьми. Ничего не вышло, шеф! По всей вероятности, в лагере существует своя заговорщицкая организация, к ней Яблочко не нашел хода. Попробуем теперь другое. Пускай он, устроив побег из концлагеря двух-трех человек, завтра же с ними отправляется искать — связей в другое подполье. Тем более что прибыло лицо, имеющее к нему счеты и знающее его в лицо…

— Санкционирую, господин майстер. Больше ему здесь делать нечего. Вы слышали, что старосту-таки прихлопнули? Мужлан, не знает простого правила — один раз не добили, в другой раз поправят!.. Эй, что там за шум?

Входит Кривой Яшка, он же — господин Яблочко, в виде "военнопленного": опорки, лохмотья, зарос бородой.

— Ваше благородие, — обращается он к майстеру полиции, — меня не устраивает такая жизнь!..

— Как вы смели отлучиться из лагеря?! — орет полицейский. — Где ваша конспирация, сволочь вы этакая! Марш назад! Этот оболтус, комендант лагеря, провалит мне все дело!

— Не кричите, господин майстер, не велика птица!

Полицейский, задохнувшись от негодования, начинает молча обрабатывать Яшку плеткой.

— За что?! — извивается Яшка. — Не имеете права! Господин гестаповец, заступитесь! Ой! Убивают! Спасите! Помилуйте! Себя не пожалею для дела! Посылайте хоть к черту в зубы! Ой, довольно! Ой, не бейте!..

Яшка падает к ногам полицейского и пытается обнять их.

Гестаповец от души хохочет.

18. После провала

Рентгенкабинет в больнице. Ночь. Сидят в белых халатах связной и Иван Валерьянович.

— Очень коротко, Иван Валерьянович. В больнице тоже могут быть свои неожиданности. Но, раз передатчик здесь, приходится устраиваться. Радистка дала центру знать о себе, и на этом помолчите несколько дней. К райкому советую пока не обращаться, чтобы не навести на след ищеек. Никто из состава ваших групп не затронут?

— Нет. Жертва только одна…

— Понимаю ваше горе…

— Я не могу убедить себя, что Луизы больше нет…

— Успокойтесь. Вам нужен трезвый рассудок — на вас ответственность за судьбу людей. Не хочу утешать — к жене вашей они применят крайние средства… Можете взять себя в руки?