Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3

Связной засунул трубочку в карман, поднялся и посмотрел вокруг. Нигде ни души, площадь пустынна.

— Вот и все, гренадеры. Идите-ка по своим делам. Вы выкопали могилу. Я похороню. Какие могут быть счеты между своими людьми? Валяйте, я сейчас. Сдерем с генерала по порции рома… Хайль Гитлер!

Солдаты ушли, а связной наклонился к казненному, поцеловал в лоб, вынул из-под своей шинели сверток карт и конверт с шифром, спрятал у мертвеца на груди.

— Опоздал я, браток. Ничьей вины нет. Так вышло. Спи с миром. Тебя подпольщики, конечно, украдут — вот карты и шифр и попадут в нужные руки. Оставлять у себя неразумно. Надо все взвесить. Сии, товарищ, отомстим. Обязуюсь почтить тебя салютом.

Связной поднимает застывшее тело с земли, укладывает в могилу.

Стоит в задумчивости, опершись на лопату.

— Постой! Хальт! Ферботен! — доносится крик. Солдат спокойно и споро засыпает землей могилу. Подбегает, запыхавшись, полицай. Хватает солдата за рукав.

— Пан, пан! Нельзя, ферботен! Это — партизан!

Связной молча тычет лопату в руки полицая, жестом приказывает ему заканчивать работу. И внушительно при этом похлопывает себя по карману. Это производит свое действие.

Полицай усердно начинает работать, не переставая объяснять немецкому солдату:

— Пан солдат! Полиция, гестапо запретили. Население должно бояться немецкого наказания! Это страшный партизан! Когда мы его ловили, он убил трех полицаев! Убил немецкого фельдфебеля, ранил офицера!

Связной берет у полицая из рук лопату:

— И ты, гадина, его казнил?

Полицай, услыхав понятный язык, падает на колени. Он ошеломлен и раздавлен.

— Пан партизан… Товарищ красноармеец…

Связной вынимает гранату:

— Хочешь жить, гаврик! Немедленно говори, кто его предал! Ну, пять секунд на размышление! Говори!

— Вы меня отпустите?

— Отпущу…

— Его зовут Кривой Яшка, настоящего имени не знаю, он живет тайно под охраной полиции, хромает на одну ногу… Ей-богу, больше не знаю, пан партизан!..

— Ладно. Отпущу тебя…

— Спасибо!

— Прямо в райскую обитель отпущу! По казненному герою революции — салют!

И связной, отскочив назад, швыряет гранату под ноги полицая. Взрыв.

6. Явочная квартира

Кухонька в рабочей донбасской семье. Рядом — комната, занятая немецким офицером, который время от времени орет оттуда, требуя то или другое. Хозяйка квартиры, измученная и скудно одетая женщина, несет постояльцу миску с водой и кувшин. Затем она тащит гитлеровцу приготовленную ею пищу, выносит ночную посуду.

У кухонного стола сидят — знакомый уже старик Иван Иванович и молодой парень Федя. Парень усердно полирует офицерские сапоги. Со злостью плюет и трет щеткой. У окна — сапожные принадлежности на столике, табуретка с сиденьем из кожаных ремней.

— И между прочим, Федя, — говорит старик, — я замечаю в тебе прогресс…

— Какой прогресс?

— А такой прогресс: ты начал понимать, что не всегда позорно чистить немцу сапоги…

— Не солите мою рану, дед. Я и так с трудом удерживаюсь, чтобы не забросить этот сапог к чертовой матери! Эх, попасть бы мне на фронт, Иван Иванович!

— В свое время и при соответствующих обстоятельствах, товарищ комсомолец! А пока что за эти разговоры объявляю тебе замечание…

— Тише, — просит собеседников хозяйка, — он по-нашему понимает, не дай бог, подслушает…

— Дай нам, мама, хоть бурякового чаю, — говорит Федя, — у деда кишки смерзлись…

— Дам, дам. Вот только фрийа ублаготворю. Денщика послал за вином, а я должна разрываться…

— Не беспокойтесь, хозяйка, — деликатно отказывается старик, — я уже ухожу. Договариваюсь с Федей, чтобы он мне валенки обшил…

— Не мое это дело, о чем договариваетесь. Лишние уши только помеха. А когда и я понадоблюсь — скажете.

Федя бросает сапог под стол и обнимает мать.

— Отец на фронте за нас не покраснеет, правда, мама?

Офицер что-то орет из своей комнаты, и женщина выбегает к нему.

— Ты же помни, Федор, — обстоятельно повторяет старик, — одну бумажку — на площади, по твоему выбору, две остальные отдай размножить. Это первое…

— Да я не глухой, слышал…

— Потом, дорогой Федя, — так же обстоятельно продолжает старик, — значит, вопрос о связном партизанского штаба. Пусть твои ребята — парни, девчата, даже школьники и пацаны — всюду сунут носы и разнюхают…

— Понятно, Иван Иванович. Ставьте точку. Замётано. Дяде Мише не забудьте передать Валину информацию.

— Только завтра, Федя. Сегодня он готовится к докладу. Значит, Валя твоя подслушала в полиции, как начальник полиции посылал полицая к Кривому Яшке, который пьет запоем и просит по пускать его на улицу, чтобы он сдуру не попался на глаза подпольщикам. Так?

— Так.

— А почему ты думаешь, что Яшка имеет отношение к казненным товарищам?

— Можно проверить, дед. Пускай дядя Миша суммирует…

И сейчас же Федя продолжает громче и определеннее, явно рассчитывая на чужие уши:

— Вам придется принести свою кожу, дедушка. Может, старые голенища завалялись. О цене договоримся, я сапожник недорогой.

Входит в кухоньку из комнаты немецкий офицер в домашнем виде, без мундира, в туфлях. Сигарета. Самодовольно-снисходительное выражение лица.