Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3

— Зашифровала? Валяй дальше. "Подпольный райком продолжает свою работу. Точка. Провал не коснулся дублирующего состава районного комитета, запятая, созданного по вашей директиве на случай несчастья…" Нет, зачеркни… "На случай потери бдительности в условиях жестокого террора против работников подполья, запятая, имевшей место в данном случае, каковой случай не мог не привести и привел к гибели руководящих работников…" Записала? Шифруй, я тем временем займусь дру-гимн делами… Имей в виду, мы ждем получения нового шифра, ничего важного передавать не будем…

— Хорошо, дядя Миша, — говорит радистка.

Дядя Миша выходит в соседнее помещение.

Это — отделенная дощатой перегородкой часть подвала, явно нежилого типа.

Старик в очках сидит у старенькой машинки и одним пальцем ударяет по буквам.

— Иван Иванович, — говорит дядя Миша, — ты бы полегче, это тебе не мартеновская печь.

— Ладно. Получай листовку. Больше четырех бумажек машинка не берет.

— Хватит. Поскольку типография пропала, начнем с маленького. Важен принцип — мы живы и действуем…

— Вот слушай, дядя Миша, прочту: "Над телами товарищей склоняем наши боевые знамена. Клянемся отомстить ненавистному врагу. Смерть немецким захватчикам! Да здравствует Советский Донбасс! Подпольный райком". Конец годится?

— Срочно надо ребятам поручить распространение. Одну наклеить на площади. Одну — по твоему выбору. Остальные отдать размножить…

— Что передают с Большой Земли?

— Рекомендуют осторожность. К нам сброшен связной Центрального партизанского штаба с шифром и поручением. Придет на старые, проваленные явки. Надо уберечь человека. Райком партии предлагает лично тебе, Иван Иванович.

— Какой он хоть с виду, дядя Миша?

— А кто ж его знает! Всякий вид может быть…

— Ну, брат, по этой примете нарвешься!

— Он тоже будет нас искать! Дай там указания по звеньям. Но — осторожность… Я тебя знаю.

— Сам ты тоже лезешь на рожон! Кто тебе поручал ходить на площадь?.. Присутствовать при казни?..

— Не сердись, дед, давай согреемся… Ведь это был мой личный друг… Он бы мне никогда не простил… Он видел меня и умер как герой.

Дядя Миша вытаскивает из корзины рваный ватник, разворачивает его, вытаскивает чугунок с вареной картошкой, ставит на стол. С полочки достает соль и несколько луковиц. Из кармана — завернутый в бумажку кусочек сала. Смотрит на часы.

— Наше радиовремя истекло. Можно звать и радисточку. Дочка, давай сюда!

Входит из соседнего помещения радистка.

— Вы меня звали, дядя Миша?

— Садись, радируй картошку, И все, что на столе. Сало я сам нарежу, чтобы друг перед дружкой не церемонились. Хлеба пока нет. Садись.

Мирная трапеза продолжается недолго. Старик натягивает свой изодранный тулуп.

— Скажи, Иван Иванович, на проходной, чтобы ко мне сегодня гостей не пропускали. Осторожно выходи. Подумай, как нащупать связного. И выясняй, что еще живо после провала, кому мы обязаны предательством. Я сегодня должен кое-что спланировать, возражений не будет? Соберем членов райкома — доложу.

— Бывай, дядя Миша, — говорит старик и вылазит осторожно в какую-то дыру, завешанную брезентом.

— А ты, Майка-зайка, — обращается к радистке дядя Миша, — теперь держись. Смотри, сколько ты ждала и томилась без дела! Вот получим новый шифр…

— Жалко Надю, дядя Миша.

— Постой, пока не выяснили, кто уцелел. Может, она жива. Рация была взорвана, это точно. Но о Наде сведений нет.

— Как бы я хотела, товарищ секретарь…

— Что?! Какой секретарь?!

—...дядя Миша. Чтобы меня отправили на фронт, и я лежала бы у пулемета и стреляла бы в гитлеровские морды, и они бы падали, падали… И все-все валялись бы мертвые.

— Ну и недотепа, прости господи! И откуда у тебя такие мысли наивные берутся! Опять этот Федька агитирует! Да? Ну да ты не красней — не слепой, вижу! Выгнал бы я его, да уже поздно. С одной стороны, мне хочется иметь запасного радиста, а ученик он способный…

— Он уже от меня все-все перенял! Хоть завтра на самостоятельный аппарат!

— И, с другой стороны, электрическая искра между вами уже проскочила, не воротишь…

— Дядя Миша…

— Иди, иди… Приведи в порядок механику и спи. Следующая передача будет напряженной. Хоть бы получить скорее шифр…

Радистка удаляется смущенная. Секретарь райкома ходит, мурлыча, по подвалу. Убирает со стола остатки пищи. Снова ходит, мурлыча:

"Думы мои, думы мои,
Лыхо мени з вамы…"

5. Салют гранатой

Немецкие солдаты заканчивают долбить на площади могилу рядом с виселицей, с которой казненный уже снят. Работа трудная, так как грунт промерз.

Связной сидит рядом, покуривает трубочку:

— Этому, парни, квартира будет полного профиля. Не то что нашим под Сталинградом. Лежат на снегу, как дрова. Клянусь фюрером, сам видел!

— Пускай бы полицаи и хоронили!

— Может, на кладбище надо было? А то просто на площади!

— Ничего, мальчики, — говорит связной, — ему все равно здесь место!

— Почему, ты думаешь?

— А вот когда нас черт приберет отсюда, этот человек будет объявлен героем. А где героев хоронят? На площадях городов и прочих населенных пунктов!

— Я удивляюсь, как с таким языком у тебя голова еще не на помойке!