Яковлев А. Сумерки

Пожалуй, стоит рассказать еще об одном случае из тех времен, когда по указанию Андропова на улицах, в магази­нах, парикмахерских, даже в банях начали вылавливать тех, кто в момент отлова должен находиться на работе. Глупость несусветная, мера унизительная. Облавы не обошли даже на­учные институты. Ведь люмпен, пусть даже в генсековском обличии, уверен, что ученый тоже должен сидеть за канце­лярским столом и подконтрольно заниматься научными от­крытиями.

Однажды прихожу в институт и вижу при входе каких-то неизвестных мне людей и наших растерянных старушек-вах- терш.

— Предъявите ваши документы, — сказал мне незнако­мец.

Я малость ошалел и спрашиваю у вахтерши:

— Кто это такие?

— Говорят, комиссия из райкома.

— Какая комиссия? Кто разрешил им войти в институт?

— Ваш заместитель.

— Позовите его сюда.

Проверяющие сообразили, что обмишурились, попытались объяснить мне, что находятся здесь по решению райкома партии, что обязаны зафиксировать тех, кто опоздал или во­обще не явился на работу. Подошел мой заместитель. Я спро­сил его, что это за люди и кто разрешил им проверку? Он начал что-то объяснять, а я попросил проверяющих покинуть институт и больше не приходить сюда без санкции прокуро­ра. Весть об этом быстро разнеслась по научным учреждени­ям. Я даже получил поздравительные телефонные звонки. Проверяющие больше не приходили. Ожидал упрека свыше, но его не последовало.

В конце концов меня стали раздражать бесконечные при­дирки к институту. Хотел пойти к Горбачеву и рассказать обо всем, но побоялся, что все это будет расценено как дрязги. В этот момент меня пригласил на беседу Вадим Медведев — заведующий отделом науки и учебных заведений ЦК. Перед Канадой он был моим заместителем по отделу пропаганды. Я рассказал ему о делах в институте, в том числе и о возне, связанной с фальсификацией дел на некоторых ученых инс­титута.

Выслушав меня, он сказал: «По-дружески не советовал бы связываться с Гришиным, никому это не нужно сейчас». Я воздержался от вопроса, от чьего имени — Горбачева или своего — он дал такой совет. Через какое-то время он пред­ложил мне пост министра просвещения СССР, я отказался. Кстати, Горбачев поддержал меня. «Зачем тебе мелки счи­тать да дрова возить. Ты уже был заведующим отделом школ и вузов в обкоме, знаешь, что это такое».

В целом мне работалось хорошо. Научный уровень коллек­тива был весьма высоким. Конечно, имелось немало бездель­ников, как и во всех советских учреждениях, но не они дела­ли погоду. Я чувствовал поддержку в коллективе. Мне уда­лось ликвидировать «военный отдел». Да, был и такой отдел. Там, где он размещался, даже охрана была. Оказалось, Ми­нистерство обороны направляло туда пенсионеров, тех, кото­рых было жалко оставлять без работы. После двух-трех бесед с руководителями этого отдела я понял, что занимаются они делом бесполезным. Пришлось преодолевать упорное сопро­тивление Генштаба и работников ЦК, занимавшихся военны­ми делами. Был образован отдел тихоокеанских исследова­ний, чему я придавал особое значение с точки зрения перс­пектив мирового развития. Это решение оправдало себя.

Практически институт считался как бы научно-исследова- тельской базой ЦК, выполнял разные поручения, готовил де­сятки справок (например, работники международного отдела ЦК очень любили перекладывать собственную работу на институты). Институтские ученые часто привлекались к под­готовке выступлений и докладов для высшего начальства, что считалось «большим доверием». А те, кому «доверяли», были людьми, как правило, с юмором. Когда начальство произно­сило «свой» текст, его авторы садились у телевизора и ком­ментировали это театральное представление: «А вот этот ку­сок мой», «А вот эту чушь ты придумал», «А теперь меня читает». Смеялись. А на самом-то деле на глазах творился постыдный спектакль абсурда.

Случались и более серьезные вещи, чем составление разных речей. В начале 1984 года институт направил в ЦК записку о необходимости создания совместных предприятий с зарубежными фирмами. Предлагалось создать три типа предприятий: с западными странами, социалистическими и развивающимися. Наши предложения аргументировались назревшими задачами постепенного вхождения в мировое хозяйство. Меня пригласил к себе секретарь ЦК Николай Рыжков и, надо сказать, проявил интерес к этой проблеме, расспрашивал о деталях предложения, поддержал его общую направленность. К сожалению, эта идея в то время не полу­чила развития.