— Так, я вчера пытался разговорить покойника, то есть, живого еще тогда, Ишутина. Но военное прошлое вспоминать он был явно не склонен. О Дубове отозвался, как о боевом товарище. Может, обыск провести на квартире убитого?
— Проведите, — согласился я.
— Я еще с женой его говорил,. — продолжил Коробейников. — Недовольная хозяйка его была.
Я заинтересовался:
— А от чего, хозяйка, конечно, не рассказала?
— А то! Я же представился автором статьи о героях русско-турецкой кампании, — гордо поведал мне Антон Андреич, гордый своей смекалкой. — И она сказала, что муж уезжает на неделю. Я теперь подозреваю, что Ишутин сбежать хотел из города!
— И что же? — обстоятельность Коробейникова начинала меня раздражать.
— Так, наверное, жена его и не отпустила! — радостно сделал вывод Антон Андреич. — Потому он и оказался там, где оказался!
Тьфу ты! Чрезвычайно ценное умозаключение! Научил я его, на свою голову, обращать внимание на детали! Как бы теперь научить отличать значимые детали от незначимых?!
Вечером того же дня я читал доставленные мне Коробейниковым личные бумаги Ишутина, пытаясь найти хоть какой-то намек, который поможет мне распутать это дело. Антон Андреич, мучимый бездельем, расхаживал по кабинету и рассуждал вслух:
— Дома Дубов не появлялся, я проверял. У меня там городовой на дежурстве, не было его. А может, убийца уже достал его? Где-то, не дома?
В дверь, прерывая монолог Коробейникова, заглянул Ульяшин, оставленный мною проводить подробный обыск на квартире Ишутина, и подал мне вскрытый конверт, который они нашли при обыске. В конверте лежала уже знакомая мне фотография.
Коробейников возмутился:
— Мне Ишутин и слова не сказал о фотографии, когда мы с ним беседовали!
А меня вдруг пронзило какое-то дурное предчувствие. Показалось вдруг, что я снова не успеваю. Не успеваю кого-то спасти, как не успел спасти Ишутина.
— Дубова нужно искать, живого ли мертвого, — сказал я помощнику, — и к Миронову нужно охрану поставить!
— Сейчас займусь! — Коробейников начал собираться.
Слишком медленно! Мы опаздываем, я чувствую! Вот только куда? Где искать Дубова, я пока не знаю. А вот Миронова я могу защитить.
— Немедленно, — поторопил я Коробейникова, кладя в карман свой револьвер. — Убийца может появиться там с минуты на минуту. Или уже появился.
— Да полно Вам, Яков Платоныч, — попытался урезонить Коробейников внезапно свихнувшегося начальника.
И то верно, странно это выглядит: весь вечер сидел спокойно, письма читал. И вдруг подхватился, побежал бегом. Но Антон Андреич был не приучен мной к долгим спорам. И, схватив свой револьвер, последовал за мной.
Мы неслись в коляске по темным улицам, освещенным редкими фонарями, разгоняя свистком редких ночных прохожих. Хорошо, что ночь и мало народу. Днем с такой скоростью не поскачешь. И все же мне казалось, что мы едем слишком медленно, что не успеваем!
Мы почти успели, почти! Коляска вывернула из-за угла дома Мироновых, и я увидел, как убийца стоит на газоне и целится в окно. За шумом экипажа выстрел был почти не слышен, только видна яркая вспышка. А в следующую минуту он бросился бежать. Мы побежали за ним, спрыгнув с коляски прямо на ходу. Не было времени проверять, промахнулся он или попал. Я только надеялся, что мы его спугнули, и он промахнулся.
Город он знал отлично и уходил грамотно. Мы пытались оцепить квартал, чтобы не дать ему ускользнуть. Он убегал, отстреливаясь на ходу. Один из городовых почти настиг преступника, да вот только патроны кончились. Они сошлись в рукопашной. Но оказалось, что у убийцы наготове нож. Я выбежал из-за угла, когда он уже занес его над оглушенным городовым. Выстрелил в воздух, отвлекая внимание на себя:
— Брось нож! Отойди от него! Брось, тебе говорят, вторая пуля твоя! Я хорошо стреляю.
Он замер на секунду. А затем бросил нож. В меня. Метко бросил, мерзавец, я еле увернулся! А он нырнул в дыру в заборе и скрылся. Упустили, черт! Мы все-таки его упустили.
Оставив городовых прочесывать квартал, я вернулся к Мироновым. Надеюсь, он все-таки промахнулся.
Он промахнулся, хотя и не совсем. Виктор Миронов был ранен в плечо. Рана была не опасная, и срочно вызванный доктор Милц уже ее обработал. И теперь объяснял своему пациенту, что, несмотря на несерьезность ранения, движения стоит ограничивать. Мария Тимофевна хлопотала вокруг мужа и внимала указаниям доктора. Виктор Иванович морщился то ли от боли, то ли от раздражения из-за суматохи вокруг своей персоны. Анна Викторовна, бледная, как снег, молча стояла у стены. Доктор, наконец-то, покончил с наставлениями и откланялся. Теперь можно было и поговорить. Но я не успел вымолвить и слова, как молчавшая до этого Анна, глядя прямо на меня, спросила:
— Как был убит господин Ишутин?
В комнате воцарилось изумленное молчание. Все посмотрели на меня, ожидая ответа. Что ж, после всего происшедшего, скрывать что-либо от Анны Викторовны не только бесполезно, но и опасно для нее же. Хоть ее бесцеремонные расспросы мне и претили. Я постарался показать это тоном и подбором слов:
— Зарезан в борделе.