Яков. Воспоминания (СИ)

На следующее утро я допрашивал Прохорова, единственного оставшегося в живых из троицы друзей. Виктор Миронов присутствовал, как его адвокат. Анна пришла с ним, видимо, снова в качестве ассистентки. Я не стал возражать. Сказать по правде, я был рад ее видеть. После пережитого мною вчера ужаса, пока мы искали ее на кладбище и не чаяли найти живой, я нуждался в том, чтобы собственными глазами убедиться, что с ней все в порядке. И был благодарен в душе Виктору Миронову, невольно предоставившему мне такую возможность. Анна была бледна и спокойна, но было понятно, что вчерашние опасности и приключения не повлияли на нее сильно. По крайней мере, они явно не сломили ее дух и не укротили ее любопытство. Ведь не по собственной воле, уверен, папенька взял ее в управление. Барышня настояла, хотела услышать финал драмы. А папенька, по обыкновению, отказать не смог. Ладно, пусть слушает. Здесь и сейчас она в полной безопасности.

— Господин Прохоров, советую Вам рассказать все самому. От начала и до конца. Начните с того, как Вы работали на кладбище.

Прохоров, растерявший львиную долю своего высокомерия, нервно сглотнул и обратился к Виктору Ивановичу:

— Вы меня будете защищать?

Миронов смотрел на него сурово:

— Не все решают деньги, Геннадий Демьянович. Все зависит от Вашего рассказа.

Прохоров задумался на минуту и, видимо, принял решение:

— Ну, что ж, можно и рассказать. Если б не Катя, унес бы эту тайну с собой в могилу. Было это семнадцать лет назад. Мы промышляли грабежами, раскапывали могилы, и горя не знали. Было нас трое: я, Курехин и Молчалин. Как-то раз мы вскрыли могилу и обнаружили, что покойник лежит не так, как все, лицом вниз.

— Бабка моя сказывала, так ведьмаков хоронили, — встрял Коробейников, — ну, в тех случаях, когда их вообще хоронили. — И перекрестился размашисто.

Видно было, что появившийся в рассказе мистический компонент сильно подстегнул его богатое воображение. Я посмотрел на него строго, и поторопил Прохорова:

— Дальше!

— У этой могилы, — продолжил он со вздохом, — нас застал один человек, в черном. То ли в плаще, то ли в рясе. Мы, признаться, струхнули тогда не на шутку.

— Что же он вам такого сказал?

Прохоров рассмеялся саркастически:

— Он спросил, почему мы потревожили могилу! Дурак! Да и мы тоже хороши, испугались какого-то юродивого, в Сибирь аж убежали.

— И что вы с ним сделали?

— Сбросили в могилу.

Виктор Миронов раздраженно отвернулся к окну. Анна сидела неподвижно, не сводя глаз с Прохорова. Все эмоции были написаны на лице — Прохоров вызывал у нее отвращение, гадливость даже. Лично я полностью разделял эти эмоции. Но допрос все равно нужно продолжать:

— А что случилось с этим человеком в черном?

— Да мы и думать о нем забыли, — продолжил Прохоров. — Надеялись, что он зашибся насмерть там, в этой могиле.

Вот в это я точно верю без труда. Именно так они и думали. И совесть их не тревожила. Да и была ли у них совесть-то? Впрочем, неважно это теперь. Нынешние дела важнее минувших, тем более, что на каторгу себе господин Прохоров уже наговорил, осквернение могил срока давности не имеет. И я сомневаюсь, что адвокат Миронов захочет защищать такого клиента.

— Неужели вы решили, — спросил я, крутя в руках наконечник, — что с этим амулетом вам удастся разбогатеть?

Прохоров стал неожиданно серьезным:

— Да мы тоже сначала решили, что это так, безделушка. Но как только мы его нашли, все изменилось. Деньги к нам пошли. И тогда я все понял!

— Что вы поняли? — отвратительный он все-таки. Да еще каждое слово из него тащить приходится.

— Что сила в этом наконечнике!

М-да. Если и есть в мире чудеса, то вот они, передо мной. Три разумных, образованных человека, успешные в делах люди, практичные. А вот поддались суеверию. Ведь Прохоров и вправду верит в то, что говорит. Верит, что в этом ржавом наконечнике стрелы заключена волшебная сила. И партнеры его верили. А Прохоров продолжал тем временем:

— С тех пор мы держали его у себя, по очереди. Месяц у одного, месяц у другого. Ну, и делами ворочали. Сначала в Сибири, потом в Затонск вернулись. Семьями обросли, дома построили. Жизнь пошла.

Анна не выдержала:

— И что же положило конец этой идиллии?

— Глупость! — в голосе Прохорова пробилась злость, — моя глупость! Ко мне пришел этот человек в черном, тот самый. Назвался Филином. Сказал, что был на каторге, долго нас искал. Попросил вернуть ему вещь, которая мне не принадлежит. Иначе он убьет меня и мою семью.

И в самом деле, глупость. Глупость, приведшая к трем смертям. А еще жадность.

— И вы ему поверили?

Прохоров усмехается:

— Нет. Курехин поверил.

— А почему же вы не пришли сюда в полицию? Предложили ему деньги?

— Да, только деньги его не интересовали, — со злостью продолжил Прохоров. — Ему нужен был амулет. А он, как на грех, куда-то пропал.

— Потому что его взяла Олимпиада, — пояснила Анна Викторовна и отошла к окну. Видимо, смотреть далее на господина Прохорова сил у нее не было больше.

— А мы грешили друг на друга, ссорились! Боялись, что без него удача отвернется от нас.