Яйца раздора

Я снова посмотрела на хозяйку.

— А что украли-то?

Тетка Марта открыла было рот, чтобы ответить, но Фира снова ее перебил.

— Конфеты! — театральным голосом произнес он и, высунувшись в окно и почему-то указав на соседний дом, еще раз крикнул: — Конфеты!

«Господи, боже мой! — подумала я. — Что он несет? Видно, здорово он вчера в саду головой треснулся».

Я серьезно испугалась за здоровье старика и совсем было уже собралась везти его в ближайший травмпункт, дабы освидетельствовать на предмет ушиба мозга, когда наконец выяснилось, что пропала всего-навсего недоеденная коробка конфет «Яйца Фаберже», которую мы оставили вчера на столе. Там еще несколько конфет-яиц оставалось. Так вот, эти самые конфеты вместе с коробкой со стола и исчезли. Ну исчезли и исчезли. Кому они нужны? Тем более что у нас в сумке еще две такие же коробки валяются.

Но Фира катил бочку на Прокофия Ивановича, который якобы ночью забрался в дом и украл эту коробку. Конечно, Фира не мог говорить это серьезно. Просто хотел опорочить соседа. Но пропажа конфет меня почему-то взволновала.

— А ты видел, как Прокофий Иванович залезал в окно, — спросила я у Фиры, — или это просто твои домыслы?

От волнения я опять забыла, что Фира теперь не Фира, и снова обратилась к нему на «ты». Фира возмущенно всплеснул руками.

— А как же иначе? Как же он смог бы утащить коробку, не забравшись в дом? Я сам видел, как он из окошка выпрыгнул. Я его еще вдогонку водой из ковшика облил. Он украл, бесстыжий. Точно он.

По правде говоря, что-то мне плохо верилось, чтобы Прокофий Иванович лазил по чужим окнам за чужими конфетами. И уж если бы он залез к нам в окно, то уж точно не за конфетами, а скорее за Мартой Теодосовной.

— А может, это был вовсе не Прокофий Иванович, — предположила я. — Может, кто-нибудь другой?

Фира ненатурально захохотал.

— Кто же это мог быть, кроме него? — возмутился он. — Что ты ерунду говоришь, право слово?

За «ерунду» я, конечно, обиделась, но виду не подала. Пока он пребывал в роли Якова Ефимовича, у него был статус неприкосновенности. В другой ситуации я бы ему этого, конечно, не спустила. Поэтому Фира пользовался моментом. Ну ничего.

Я выразительно посмотрела на старика, давая понять, что скоро ему придется ответить за все свои слова, а потом, повернувшись к тетке Марте, предложила:

— А может, стоит сходить к Прокофию Ивановичу и спросить его насчет этих конфет? Брал или не брал? А?

Марта Теодосовна глянула на меня как на умалишенную.

— Да что ж ты такое говоришь, Марьяночка? Как же ж можно идти и обвинять человека в воровстве. Это же совершенно невозможно. Из-за каких-то конфет человека в краже обвинять... оскорблять, можно сказать... Ну уж нет, никогда.

Тетка Марта опустилась на стул и обтерла вспотевшее лицо полотенцем.

— Правильно, — согласилась с ней Лялька, которая уже давно сидела за столом и завтракала. — Нельзя человека обвинять без основания. Сначала надо выяснить, есть ли эти основания или нет, а потом уж и обвинять.

Пока мы боярились из-за Прокофия Ивановича и из-за исчезнувших конфет, она уже прикончила большую порцию вареников и выпила две чашки кофе.

— К соседу пойду я, — заявила Лялька, вставая из-за стола и вытирая салфеткой губы.

Тетка Марта тут же подхватилась со своего места, собираясь, очевидно, возразить, но Лялька ее перебила:

— Будьте спокойны, — она усадила хозяйку на стул, — выяснять буду аккуратно, но больно.

Тетка Марта сделала испуганные глаза, а Лялька со смехом добавила:

— Шучу я.

Она расправила свои тренированные плечи, выпятила грудь и, обдернув футболочку, направилась к двери.

— Щас все узнаем, — бросила она на ходу и скрылась в проеме.

Тетка Марта проводила Ляльку испуганным взглядом, а я, решив не пускать дело на самотек, поспешила следом за подругой.

Мы подошли к дому Прокофия Ивановича. Дверь, несмотря на позднее утро, все еще была заперта, но ближайшее к крыльцу окошко распахнуто настежь.

— Прокофий Иванович, — вежливо позвала я, — вы дома?

Никто на мой зов не откликнулся, и я культурно постучала в дверь. Безрезультатно. Тогда Лялька, подтянувшись на руках и запрыгнув на подоконник, громко гаркнула в окно:

— Эй, хозяин, отзовись! Есть кто-нибудь в доме?

Я на нее зашикала и дернула за штанину.

— Чего так орать-то? Не вежливо это...

Однако Лялькин способ оказался эффективным. Через минуту до нас донеслось шарканье чьих-то ног, а потом открылась дверь, и на пороге появился сам хозяин... Но, боже, в каком виде! Левый глаз Прокофия Ивановича пламенел, как у терминатора, а вокруг расплылся здоровенный фиолетовый синяк, очень похожий на Фирин, но только еще больше.

— Господи, — ахнула я, — кто это вас так, Прокофий Иванович?

Тот отчего-то зыркнул на нас с ненавистью и невежливо поинтересовался, чего надо. Так прямо и спросил: «Чего надо?»

А я, как увидела покалеченного соседа, так сразу и забыла, чего надо.

Спасибо, Лялька не растерялась. Она вежливо оттерла его плечом в сторону и, просунувшись в щель между ним и косяком, прошмыгнула в дом.

Возмущенный Прокофий Иванович метнулся за ней.

— В чем дело? — грубо спросил он. — Куда вы лезете?